— Меня это волнует, — спокойно ответил Стас. — Некоторое время я буду жить в этом городе, пока не разберусь с делами и не решу, как поступить. Кстати, не исключено, что бизнес Озерова Продавать я не стану. Хочешь ты того или нет, но тебе придется смириться с этим. Спешу заверить: это Никак не скажется на нашей дальнейшей жизни. У тебя она своя, у меня — своя. И мозолить глаза друг другу совсем необязательно. Так что всполошилась ты напрасно.
— Отлично, — сказала я поднимаясь. — Это именно то, что я хотела услышать.
Я направилась к выходу, была еще дохлая надежда, что он окликнет, но она лопнула мыльным пузырем, как только я закрыла за собой дверь.
Стоя в лифте, я разглядывала себя в зеркале. Странная, чужая физиономия. «Он прав, — думала я с отчаянием. — Ты знаешь, что он прав. Только так и можно выжить. Каждый из нас неразрывно связан с тем, что предпочел бы забыть. И чтобы жить дальше, нам обоим надо бежать от случившегося, а сделать это можно лишь поодиночке. Он — постоянное напоминание о совершенной мной когда-то подлости, и я — его навязчивый кошмар. Но сколько ни тверди: все правильно, все так, как должно быть, боль не проходит, она рвет на части, и сейчас невозможно поверить, что когда-нибудь утихнет, уйдет… Ты что ж всерьез решила, что сможешь урвать свой кусок счастья? — хихикал кто-то внутри черепной коробки. — Нет, милая. По счетам придется платить, и целой жизни не хватит».
Запахнув пальто, я шла куда-то, не разбирая дороги, и вдруг этот стремительный бег прекратился, точно в игрушке кончился завод, я хлопнулась в сугроб под недоуменными взглядами прохожих. Терла лицо снегом, бормотала что-то бессвязное, толком не понимая, где я, что я…
— Твою мать, — услышала я над самым ухом и, вскинув голову, увидела Берсеньева. На этот раз даже не удивившись. Моя жизнь давно вступила в ту фазу, где злим духам вроде этого самое место. — Бродячий цирк, да и только, — злобно ворчал он. — Многосерийное приключение на мою задницу.
— Отвали, — смогла-таки произнести я и схлопотала затрещину.
— Еще попробуй вякнуть…
А меня начало трясти, наверное, от холода, а может, еще по какой-то неведомой причине. Берсеньев подхватил меня под руку и затолкал в машину. Я таращилась в окно, за которым мелькали дома, и это судорожное мелькание напоминало галлюцинации. Происходящее там, за стеклом, не имело ко мне никакого отношения и оттого пугало: как меня угораздило попасть сюда? Бред запойного или наркомана со стажем.
Родная квартира в этом смысле тоже ничем не помогла, я готова была поклясться, что вижу ее впервые. Телефон рядом с дверью, потертый линолеум… Берсеньев стянул с меня пальто и потащил в ванную. Я попыталась сопротивляться, но почти сразу стало ясно: это бесполезно. Сергей Львович открыл горячую воду, пристроив меня на стул в углу, и замер, уперев руки в бока и сверля меня взглядом. Свое пальто он так и не снял и выглядел несуразно, как и положено затянувшемуся бреду.