— Давид, Зигзаг — чудовище, — тихо повторил Виктор.
— Да, чудовище, самое худшее на свете: самый обычный человек в отдельный момент своей жизни.
— Это абсурдно! — Виктор нервно рассмеялся. — Прости, но ты ошибаешься… Абсолютно!
— Мне тоже сложно в это поверить… — Элису гипотеза Бланеса поразила. — Я понимаю, что ты хочешь сказать, но не могу поверить. Эти пытки и боль, которую он причиняет своим жертвам… Эта грязная «зачумленность» его присутствием… Эти… отвратительные кошмарные сны…
Бланес пристально смотрел на нее.
— Это желания любого человека в отдельном промежутке времени, Элиса.
Она задумалась. Думать о Зигзаге в таком свете она не могла. Все ее тело противилось мысли о том, что тот, кто причиняет ей такие муки, ее безжалостный палач, то существо, которое снится ей уже многие годы и на которое она едва решается взглянуть, может быть чем-то, кроме Абсолютного зла. Но в рассуждениях Бланеса она не видела ни малейшей неувязки.
— Нет, нет, нет… — настаивал Виктор. Капающий все реже мелкий дождик оставлял на его очках прозрачные точки. — Если то, что ты говоришь, правда, то этические решения, добро и зло — во что все это превращается? Просто в трансформацию сознания во времени? Значит, они не связаны с глубинной сущностью нашего «я»? — Виктор все больше повышал голос. Элиса встала, опасаясь, что солдаты их услышат, но вокруг, похоже, никого не было. — По твоей абсурдной идее, любой человек, лучший из всех людей, даже… даже… Иисус — может быть чудовищем в отдельно взятый момент времени!.. Ты понимаешь, что ты утверждаешь?.. Любой человек мог сделать то, что… что я видел в кинозале! То, что я видел, Давид… То, что мы с тобой видели, то, что он сделал с этой несчастной женщиной… — Его лицо превратилось в гримасу ужаса и отвращения. Он снял очки и провел по лицу рукой. — Я признаю, что ты гений, — добавил он уже спокойнее, — но твоя сфера деятельности — физика… Давид, добро и зло не зависят от хода времени. Они отпечатаны в нашем сердце, в нашей душе. У всех у нас есть какие-то порывы, желания, искушения… Одни их контролируют, а другие поддаются — в этом суть религиозных верований.
— Виктор, — перебил его Бланес, — я хочу сказать, что это мог быть любой человек. Это мог быть я. Раньше я так не думал. Где-то в душе я всегда думал, что могу исключить себя из лотереи с Зигзагом, потому что я хорошо знаю, каков я в душе, или мне кажется, что знаю… Сейчас я думаю, что никого нельзя исключить. В этой лотерее принимает участие все человечество.
— И все же, — заговорила Элиса, — мы должны узнать, кто это. Если это не Жаклин, у него есть еще двадцать четыре часа, чтобы совершить новое нападение…