Среди всего этого, минуя «слова Ларисы, что всем… завтра надо будет пойти в парикмахерскую, чтобы выглядеть прилично на похоронах», Марина Тарковская «вглядывалась в лицо Ларисы, все старалась найти в нем что-то родное, близкое, все старалась понять, за что… смогла бы… теперь ее полюбить…».
Смысл пребывания Марины Арсеньевны и Александра Витальевича до похорон сводился к одному — уговорить Ларису похоронить Андрея в Москве. Просьбами Лариса Павловна пренебрегла, как и письмом Арсения Александровича дать ему возможность проститься с сыном.
Из воспоминаний А. В. Гордона
Люди приезжали из Италии, Германии, отовсюду. Со стола не сходили спиртные напитки. Александр Витальевич увидел красивую, в бриллиантах, в большом норковом берете даму, которая оказалась Галиной Вишневской. Он «ринулся к ней, как к своей, и облапил, стал целовать» как самую близкую и родную душу во всем Париже. Появился здесь и невысокого роста пожилой человек в сером полосатом костюме. По повадке — лидер. К голосу его все прислушивались, он приносил самые последние известия, касавшиеся похорон и политики. Это был Владимир Максимов.
«И хотя он слишком часто и несколько театрально демонстрировал свою причастность к неким высотам информации, понять его было нетрудно — он взял на себя обязанность организовать похороны Тарковского… Пришлось преодолевать бюрократические процедуры, из-за чего Андрея похоронили только на седьмой день…»
Увидеть Андрея, проститься с ним до похорон приехавшим из России довелось в пригороде Парижа Нейи-сюр-Сен, в клинике Артманн, в бывшем американском госпитале времен Первой мировой войны. А потом, 5 января 1987, была церковь Святого Александра Невского на улице Дарю. Вместить всех желающих проститься она не смогла, и многие стояли во дворике, в ожидании выноса. Здесь же была камера немецкой съемочной группы Эббо Деманта.
«В храме полумрак, горят свечи. Против алтарных дверей установлен гроб. Гроб заколочен — такова западная традиция, идущая из Средневековья, когда свирепствовала чума. Свеча на гробе горит перед иконой Святой Троицы. Это сильно волнует. Мгновенно вспоминается Андрей Рублев — фильм и художник, — и чувствуешь присутствие божества, или это просто неожиданно выступают слезы. Слезы у многих. Священник подходит к аналою, наступает тишина, и в ней спешащая гулкая дробь шагов едва не опоздавших Марины Влади и Отара Иоселиани. Началось отпевание…»
Церемония подходит к концу. Выносят гроб во двор, начинается короткая гражданская панихида. На правом крыльце церкви устанавливают виолончель, и Мстислав Ростропович играет «Сарабанду» Баха.