Пока ты волочишь ее по полу, у нее задирается юбка. Бедра цвета нутряного сала, дешевые трусы, торчащая из-под них седоватая бахрома. Дотащив труп до места, ты возвращаешь ей пристойный вид.
И расстилаешь по полу одно из одеял. Он субтильней ее, так что тащить его легче, хотя при этом с него сползают мусорные мешки, выставляя напоказ то, что тебе все еще невыносимо видеть; и наступает момент, когда ты, обессиленный, волочить его дальше не можешь. Однако ты должен. Ты укладываешь труп вдоль короткой стороны одеяла, на расстоянии примерно в четыре пятых его длины. Опускаешься на корточки, отвернувшись и зажмурившись, накидываешь на труп одеяло. Перекати его. Это трудно. Он неподатлив, мертвый груз, ха-ха-ха. Запах описать невозможно, даже и не пытайся. Надо было хирургическую маску купить, идиот. Как закончишь, придется еще раз душ принять. Он поворачивается, поворачивается, но несколько вкось, и вместо аккуратного блинчика с мясом у тебя получается какой-то конус. Разверни и начни сначала. Потом еще раз. Ну ладно. Приемлемо.
Клейкая лента тоже идет вкривь и вкось, в результате ты сооружаешь подобие серебристого кокона, а точнее сказать, хризалиды.
Ты расстилаешь второе одеяло и повторяешь все то же самое с ней.
Вот только она гораздо больше. А несовершенство по части симметрии всегда внушало тебе досаду. И все же твои хризалиды кажутся тебе прекрасными. Тебя посещает видение: они вырываются наружу, два новых существа, родившихся из супчика, который был некогда им, и того, что был ею, – крылатые, великолепные, неземные, они плещут крыльями и возносятся в небо, унося все твои печали.
Пока ты предаешься грезам, ее сотовый начинает издавать могучие трубные звуки. Ты спускаешься с небес на землю, смотришь на экранчик: Андрей. Муж? Сын? Сутенер? Да кто ж его знает. Ты ждешь, пока телефон не перестает звонить, потом просматриваешь пропущенные вызовы.
Их шесть.
Это плохо. Называла она кому-нибудь имя человека, который платит ей шестьдесят долларов за уборку дома? (А она вообще его знала, имя-то?) Имеется у нее записанный график работ? И легко ли его найти? Ответить на эти вопросы ты не можешь, надеяться как-то изменить обстоятельства, которые проистекут из ответов на них, – тоже, поэтому выкинь их из головы и сосредоточься на том, что способен контролировать. И ты отключаешь телефон.
Десять тридцать две вечера, ты выбиваешься из графика. Хорошо хоть проспал только три часа, а не четыре и не пять. Тебе необходим запас времени. А постоянство усилий позволит тебе не думать о том, что ты сделал, – не обращать особого внимания на альтернативу, которая предстает перед тобой, когда ты приходишь на кухню, чтобы заняться сборкой картонных коробок: на телефон. Посмотри на него. Ты все еще можешь снять трубку и набрать номер. Можешь ли? Нет. Уже нет. Хотя не исключено, что они все поймут, если ты расскажешь, каким безумным было его лицо, как он ткнул тебе в горло пистолетом. Пистолет-то был не заряжен, но ведь он мог броситься на тебя сзади и задушить или… или… или – да, вот именно: он мог ударить