Философ (Келлерман) - страница 180

Вещи есть то, что они есть, пока они не прекращают быть этим. Ты изменяешься и изменяешься снова, ты – существо постоянно эволюционирующее. Кто может сказать, когда именно происходят эти трансформации? Вспомни твоего брата. Разве это было справедливо? И подумай о доме, о деньгах, о драгоценностях, справедливо ли это? Временами несправедливость работает на нас, временами против. Вселенная движется и движет тебя, будущее обладает неодолимой силой притяжения, вот оно тебя и притягивает. И ты гадаешь, правда ли это, неужели ты действительно можешь причинить ей боль, и тут ты становишься маленьким, сжавшимся, дрожащим, бормочущим что-то себе под нос, а она все колотит в дверь, и ты держишь своего друга за шею и ждешь, когда она уйдет, когда оставит тебя в покое. Ты остаешься таким, пока она не сдается, сердито ударив по двери, и тогда ты отпускаешь его, и он тяжко падает на пол, и ты падаешь тоже, там же, где он, в середине комнаты. И остаешься лежать, и по прошествии бесконечно малого времени тебе снится сон о забиваемой насмерть лошади и ты просыпаешься навстречу ясному лунному свету, который струится в открытое окно, одежды на тебе так и нет, кулак прижат к груди, в паху мокро, но главное – боль, стирающая тебя, бездумная, вся правая сторона твоей головы – это бутылка шампанского, которую встряхнули, и ее вот-вот разорвет, и ты направляешься, подвывая, в ванную, и головокружение заставляет тебя врезаться в дверь. Лицо раздулось. Щека может в любую секунду лопнуть. Убери это. Так больно. От этого необходимо избавиться. Ты почти не слышишь ее, так она далека, но она выкликает твое имя, пока ты нащупываешь выключатель. Ты вглядываешься в свое отражение сквозь одномерный туман.

– О боже.

Она в двери, прижав ладони к губам, глядя на тебя, на твое лицо. Этого уже ничем не прикроешь, больше нет. Красное, вздувшееся; воспаленный круп животного в течке. Вдоль шеи, под разбухшей челюстью, красный след большого пальца, еще один оставленный тобой отпечаток.

– Боже. Господи. Я вызываю «скорую». Куда ты, Джозеф? Ты же не можешь выйти вот так. Подожди. Подожди!

А я вот взял да и вышел и ковыляю, голый, по снегу. Ноги могли бы и мерзнуть, но нет, ничего. Им даже тепло, и хруст такой приятный, как по песочку идешь. Ты погружаешь ладони в снег – посмотреть, вдруг он стянет с них кожу вместе с отпечатками пальцев, но нет, тщетно, а, ладно, иди дальше, иди, шагай.

Где-то вдали кто-то выкрикивает твое имя.

Не обращай внимания.

Может, от кирпича, из которого выложена дорожка, будет какой-то толк? Тоже нет. Ладони опять закровоточили. Ничего из этого не выйдет. Тебе нужна помощь профессионала. Хирурги умеют творить чудеса.