— This guy is kidding. Everybody calls us nenemtsy[5].
Интуристы зааплодировали и зашуршали кошельками.
Пони провела всю компанию через галерею до самой дальней стены, завернула за какую-то ширму, повернула ключ в неприметной двери и пропустила гостей в просторную комнату, выкрашенную в яркие цвета и заполненную пестрыми подушками.
— Садитесь, подождите Диктатора.
— Из-за нас проблем у вашего бизнеса не будет? — озабоченно спросил Савицкий.
— Что вы, наоборот! Они сейчас все скупят после такого представления.
И ушла, закрыв за собою дверь. Живой повалился на подушки, жестом предлагая остальным сделать то же самое.
— Сейчас дождемся Диктатора. А потом пойдем бунтовать народ против Тяпова.
— Бунтовали уже, — хмуро отозвался Бабст. — Тут тебе не Краснопырьевск.
— Так здесь тебе и не храм культуры на грядке!
— Да? И какой же культуры здесь храм?
— Свободной. Дышите, ребзо, дышите. Вы думаете, что дышите воздухом? Нет, вы дышите чистой свободой.
Пока ненемцы исследовали необычное помещение, Паша коротко рассказал историю галереи «Достоевский».
Лет десять назад ее открыл один оборотистый бизнесмен, чтобы выставлять там картины своей горячо любимой жены. С женой он вскоре развелся, нашел себе другую, а прежней, в знак благодарности за проведенные вместе годы, оставил галерею. Жена была художницей на все сто процентов, деньги считать не умела, дела вести не хотела и поэтому сдала помещение в аренду какому-то знакомому и укатила с любовницей в Голландию. Там с тех пор и живет, там выставки у нее проходят персональные, а те деньги, которые ей присылают за аренду галереи из россии, она раздает бедным, на джойнты.
— Сама галерея — это прикрытие, ну и доход, — рассказывал Паша. — А на самом деле в этом доме давно уже живут художники и все лучшие люди столицы. Бесплатно, конечно. Откуда у лучших людей деньги? Заправляет всем Диктатор — человек хороший, щедрый. Вот только злится и впадает в ярость, если при нем начинают ограничивать чью-то свободу. Если его правильно подготовить, он Тяпова со всеми его фашистами в реке одной левой утопит. А правой рукой барахло наше вернет нам. Да, Костя, и аппарат Менделеева — тоже!
Ненемцы зашептались, указывая куда-то в сторону.
— Журчит. Как будто канализация протекает, — перевел Заяц. — Старая юрта, наверно. Чинить надо.
— Да тут все протекает, все чинить надо! — воскликнул Паша. — Художники — прекрасные люди. Но руками умеют делать только непрактичное искусство, а чтобы краны поменять — это не к ним.
Дверь, ведущая в галерею, щелкнула, звякнула и распахнулась. Дохнуло холодным кондиционированным воздухом. В комнату уверенным шагом вошел высокий худой загорелый человек в шортах и майке. На плече у него висел фотоаппарат с чудовищным объективом. В левой руке он держал батон, в правой — литровый пакет кефира. Человек откусывал от батона, прихлебывал из коробки и, видимо, наслаждался.