Наверху все еще было жарко, хотя шел уже одиннадцатый час ночи. Недавно потемневшее небо было бархатной завесой, на фоне которой звезды сверкали с яркостью середины лета, все же уступая ясному блеску Юпитера на юго-востоке, первенствующего сиянием над любой звездой.
Повсюду вокруг них рощи и луга сельского пейзажа Кенсингтона растворялись в ничто, неотличимые от горизонта. Тут не было ни ночных заводов, ни уличных фонарей, и ничто не отвлекало от величия небес, если не считать звонких трелей соловья да одинокого крика совы. И мнилось, единственным пределом для них было великолепие Млечного Пути, протянувшегося в вышине от полюса до полюса.
Александр, разумеется, питал надежду увидеть здесь Гая, но он постарался, как сумел, скрыть свое разочарование из-за отсутствия брата Августы, когда Ротье подвел его к десятку людей, собравшихся на крыше, и, будто в утешение, он некоторых узнал. Мэтью Норленд, бывший священник, любящий Мильтона, дружески его приветствовал; безмолвный Вильям Карлайн, завораживающий почти безупречной белокурой красотой, кивнул ему со своего места, и среди них сама мадам де Монпелье, столь же обворожительная, как ему помнилось. Пышный чепец из обшитого кружевами белого батиста покрывал ее голову, а поверх корсажа муслинового платья она небрежно набросила бахромчатую шелковую шаль.
Однако выглядела она как-то иначе, хотя Александр сначала не мог понять почему, но затем сообразил, что она не напудрила волосы. Их изящные локоны поблескивали будто начищенная медь по краям белого чепца, и когда Александр, почтительно прикоснувшись губами к ее руке, поднял голову, он еще заметил, что ее шею обвивает ярко-алая лента.
Она увидела, что он смотрит на ленту, и громко засмеялась. Ее карие глаза блестели почти как в лихорадке.
— Вам нравится мое украшение, мосье Мышонок? — Ее откровенно позабавило его смущение, когда он отвел взгляд от ее горла. — Последняя парижская мода — носить на шее красную ленту — à la guillotine[14], — так их называют. Вас это шокирует? Скажите мне, пожалуйста, скажите мне, мой английский друг, что вы не очень меня осуждаете.
Ее лицо ослепляло Александра, мнилось почти галлюцинацией. Он пытался найти ответ, но прежде чем успел хоть что-то придумать, она отошла со смехом, и Карлайн последовал за ней будто тень. Александр увидел, что они направляются к укрытому парапетом столику с поднятыми закраинами для защиты бумаги и пера от внезапного порыва ветра. Карлайн начал что-то писать, и Августа, наклонившись, чтобы прочесть его слова, прошептала ответ.