Гай начал медленно подниматься, будто тело у него налилось свинцом. Он обернулся к Александру и сказал с усилием:
— Вы не забудете, что завтра нам нужно отвезти линзу телескопа к вашему доброму другу в Кларкенуэлле?
Ротье резко вскинул голову:
— В Кларкенуэлле?
— В ней есть дефект, — быстро пояснил Александр. — Крохотный. Я подумал, что Персиваль сумеет нам помочь.
— Да, — перебил Гай, чье лицо вновь запылало оживлением, — и тогда мы сможем еще одну ночь посвятить звездам. Мы снова увидим Селену…
Он слабел прямо на глазах. Августа быстро подошла и взяла его под руку, но Гай высвободился и набросился на нее. Александр увидел, что его лицо совсем побелело, когда он зашептал сестре с мукой в голосе:
— Оставь меня в покое, черт тебя побери, оставь меня в покое! Или ты никогда не перестанешь терзать меня?
Александр подумал: он болен, он ее не узнает, он не понимает, что говорит. Но Августа попятилась, словно Гай ее ударил. Затем она выбежала вон, держа голову высоко, с пылающими красными пятнами на щеках, а Норленд вывел Гая из салона.
Ротье с Александром остались одни. Александр тоже хотел уйти, ощущая себя лишним и чужим, но тут же вспомнил, что он должен что-то сказать.
— Я сегодня получил письмо, доктор Ротье, — начал он робко. — Из Королевского общества.
Ротье медленно повторил:
— Письмо?
— Да, от Пьера Лапласа. Он пишет, что ваше сообщение дошло благополучно и он передал его, кому следовало.
Ротье кивнул, но так, словно это известие ничего для него не значило.
— Да, — сказал он. — Благодарю вас.
— Я крайне сожалею, что оно так долго шло до Парижа.
— Я ведь вам уже говорил: теперь это никакого значения не имеет.
И тут Александр расстался с доктором. Он медленно взобрался по ступенькам, направляясь к своей одинокой постели. По дороге он заглянул в комнату Дэниэля и увидел, что тот спит, как невинное дитя во власти сладкого сна. Однако на его шелковых ресницах были видны следы слез.
Александр заверил себя, что это утешение у него есть: мальчик по-прежнему с ним. Но голос рассудка твердил, что лишь по одной причине — ему некуда уйти. Александр разделся и лег, но сердце у него надрывалось, и он не сомневался, что больше никогда уже не заснет.
Августа сидела одна у себя в спальне, пока дом не погрузился в тишину. Ее камеристка было вошла к ней, но она ее отослала. Наконец она медленно поднялась на ноги и разделась. Затем облачилась в мягкий пеньюар из кремового шелка, стягиваемый поясом на талии. Потом взяла подсвечник и неторопливо прошла в другую спальню, маленькую, в глубине дома.