Ты приучишь себя приноравливаться к общепринятым канонам жизни, к требованиям общества.
Ты будешь желать, чтобы желаемое и желанное стали для тебя одним и тем же; мечтать о немедленном достижении дели, о полном совпадении желаемого и желанного;
Ты признаешь самого себя;
Ты признаешь других и захочешь, чтобы они признавали тебя, постигнешь, что каждый человек — твой потенциальный недруг, ибо каждый — препятствие на пути твоих желаний;
Ты будешь выбирать, чтобы выжить, Ты будешь выбирать и выберешь среди бесконечных зеркал одно-единственное, одно зеркало, которое раз и навсегда отобразит тебя и накинет черную тень на другие зеркала, и Ты отбросишь, даже не взглянув, эти другие бесконечные пути, открытые перед тобой;
Ты решишь и выберешь один путь, жертвуя остальными; Ты жертвуешь собой при выборе и больше никогда не сможешь стать ни одним из тех, кем бы Ты мог быть; захочешь, чтобы другие люди — другой человек — прожили за тебя другую жизнь, нету, что ты искалечил, выбрав: выбрав или допустив, чтобы не твое желание, означающее твою свободу, повело тебя, а твой расчет, твой страх, твоя ложная гордость;
Ты испугаешься любви в тот день,
Но ты сможешь возместить утрату: будешь лежать с закрытыми глазами и не перестанешь видеть, не перестанешь желать, потому что только так желанное станет твоим.
Воспоминание — это исполненное желание… …теперь, когда твоя жизнь и твоя судьба — одно и то же.
(12 августа 1934 г.)
Он взял спичку, чиркнул ею о шершавую поверхность коробка, посмотрел на пламя и поднес его к кончику сигареты. Закрыл глаза. Затянулся дымом. Откинулся на спинку бархатного кресла, вытянув ноги; взъерошил свободной рукой бархат и вдохнул аромат хризантем, стоявших на столе в хрустальной вазе за его спиной. Прислушался к неторопливой мелодии, лившейся из патефона, — тоже за спиной.
— Я уже почти готова.
Он нащупал свободной рукою открытый альбом с пластинками, лежавший на маленьком ореховом столике, справа от него. Взглянул на картонный переплет, прочитал надпись «Deutsche Grammophon-Gesellschaft»[62] и снова прислушался: торжественно зазвучала виолончель — все отчетливее, все мощнее; ее голос почти заглушил стенание скрипок, которые совсем стушевались. Он перестал слушать. Поправил галстук и несколько секунд поглаживал шероховатый шелк, чуть скрипевший под пальцами.
— Тебе приготовить что-нибудь?
Он подошел к низкому столику на колесах, где стояло множество бутылок и бокалов, взял бутылку шотландского виски и бокал Из толстого богемского стекла, налил четверть бокала виски, бросил кусочек льда и добавил воды.