— То же, что себе.
Он повторил ту же операцию и, взяв в руки два бокала, чокнул Один о другой, взболтал содержимое и подошел к двери спальни.
— Одну минуту.
— Ты поставила это для меня?
— Да. Ты помнишь?
— Да.
— Прости, что я так долго.
Он опять сел в кресло. Снова взял альбом и положил себе на колени. «Werke von Georg Friedrich Handel».[63] Тогда они слушали концерт Генделя в сильно натопленном зале. Случайно их места оказались рядом, и она услышала, как Он жаловался — по-испански — своему приятелю на то, что в зале слишком жарко. Он попросил у нее — по-английски — программку, а она улыбнулась и ответила по-испански: «С удовольствием». Оба улыбнулись. «Concerti Grossi, opus 6».
Они условились встретиться в следующем месяце, когда оба опять вернутся в этот город — в кафе на Рю Комартэн, возле бульвара Капуцинов. Он затем посетил это кафе через несколько лет, но уже без нее и без всякой уверенности, что это именно оно. А ему так хотелось снова выпить того же самого ликера, снова увидеть то кафе — в красно-коричневых тонах, с римскими креслами и длинной стойкой из красноватого дерева; не совсем открытое, но просторное, без дверей. Они выпили мятного ликера с водой. Он заказал еще. Она сказала, что сентябрь — лучший месяц, особенно конец сентября и начало октября. Бабье лето. Возвращение из отпуска. Он расплатился. Она взяла его под руку, смеясь, часто дыша. Они прошли через дворики Пале Рояля, бродили по галереям, наступая на первые мертвые листья, вспугивая голубей. А потом зашли в ресторан с маленькими столиками, бархатными креслицами и зеркальными разрисованными стенами — древняя роспись, старинная глазурь с золотом, синью и сепией…
— Я готова.
Он посмотрел через плечо — она выходила из спальни, вдевая серьги в уши, поправляя рукой гладкие волосы темно-медового цвета. Он протянул ей приготовленный виски, она сделала маленький глоток, поморщилась и села в красное кресло, закинув ногу на ногу и подняв бокал до уровня глаз. Он сделал то же самое и улыбнулся ей; она смахнула пылинку с отворота своего черного платья. Клавесин, сопровождаемый скрипками, вел основной мотив в музыкальном «спуске»: Он воспринимал это именно как спуск с высоты, а не как движение вперед — легкий, неуловимый спуск, который, закончившись на земле, превращался в ликование контрапунктов, басистого и визгливого пения скрипок. Клавесин как бы служил лишь крыльями, чтобы спуститься на землю. Теперь, на земле, музыка танцевала. Они смотрела друг на друга.
— Лаура…
Она погрозила пальцем, и оба продолжали слушать: она — сидя с бокалом в руках, Он — стоя, вращая вокруг оси астрономический глобус. Иногда Он придерживал глобус, чтобы рассмотреть фигуры, нарисованные серебряным пунктиром над условными изображениями созвездий: Тельца, Девы, Льва, Рыб, Весов и Козерога…