— Куда удрал мулат с мальчишкой, старая бестия? Говори куда, не то натравлю на них солдат и собак?
Людивиния только яростно потрясла кулачком во мгле, ответила руганью:
— Проклятый мерзавец! — сказала она прямо в лицо, которого не видела, в лицо тому, кто был где-то наверху, в седле. — Мерзавец, — повторила она, поднеся кулачок к самой морде фыркавшей лошади.
Хлыст со свистом опустился ей на спину, и Людивиния рухнула наземь, а лошадь круто повернулась, обдав ее пылью, и унеслась прочь от асьенды.
Я знаю, что мою руку колют иглой, и кричу, еще не успев ощутить боли; мой мозг раньше воспринимает боль, чем кожа чувствует ее… Ох… чтобы предупредить меня о боли, которую я должен почувствовать… чтобы я был настороже и мог осознать… с большей остротой ощутить боль… потому что когда осознаешь… ослабеваешь… Я превращаюсь в жертву… когда осознаю… что есть силы, которые мне не подчиняются… не считаются со мной… уже не знаю, откуда боль… когда до меня… доходит боль… не от укола… а сама по себе… Я… вижу… трогают мой живот… осторожно… вздутый… рыхлый… синий… трогают живот… едва сдерживаюсь… намыливают живот… бреют машинкой живот… ниже… Я не выдерживаю… кричу… должен кричать… Меня хватают за руки… за плечи. Кричу, чтобы меня оставили… дали умереть спокойно… Чтобы не трогали… Невыносимо, когда трогают… воспаленный желудок… чувствительный, как открытая язва… невыносимо… не знаю…
Меня не пускают… меня поддерживают… Мои внутренности неподвижны… неподвижны, теперь Я это чувствую… знаю… газы меня распирают, не выходят… Во мне все парализовано… ничто не течет внутри… меня распирает… Я знаю… температура падает… Я знаю… Куда же броситься, у кого просить помощи, как встать, куда идти?.. Напрягаюсь… тужусь… кровь не идет… знаю, что не идет туда, куда должна… должна идти изо рта… из прямой кишки… нет… не выходит… Они ничего не знают… гадают… щупают меня… слушают мое учащенное сердце… берут запястье… пульса нет… Я сгибаюсь… сгибаюсь надвое… меня берут подмышки… Я засыпаю… меня укладывают… Я корчусь… Я засыпаю… Говорю им… должен сказать до того, как засну… говорю им… сам не зная кому… «Переедем реку… верхом на лошадях»… Вдыхаю собственное дыхание… зловонное… Меня укладывают… Открывается дверь… открываются окна… Я бегу… меня подталкивают… Я вижу небо… вижу тусклый свет, мелькнувший надо мной… Я трогаю… нюхаю… вижу… пробую на вкус… меня несут… я иду мимо… по коридору… с обоями… меня несут… Я иду мимо… трогая, вдыхая их запах… мимо великолепных скульптур, роскошных инкрустаций, золотых и гипсовых статуэток, костяных и черепаховых шкатулок, узорных задвижек и ручек, сундуков с филенками и железными кольцами, скамей из душистой древесины аякауите, старинных стульев, барочных лепных украшений, изогнутых кресельных спинок, многоцветных ростр, медных гвоздиков, выделанных шкур, мебели на гнутых ножках, тканных серебром гобеленов, обитых шелком кресел, обтянутых бархатом оттоманок, массивных столов, кубков и амфор, ломберных столиков, кроватей с балдахинами и льняным бельем, столбиков с каннелюрами, гербов и виньеток, пушистых ковров, железных замков, потрескавшихся картин, шелков, и кашемира, тафты и шерсти, зеркал и люстр, вручную расписанной посуды… подрезными балками и перекрытиями красного дерева… Этого они не тронут… этого им не взять… Веки… надо поднять веки… пусть откроют окна… кружусь… большие руки… огромные ноги… засыпаю… огни, мелькающие над моими открытыми глазами… огни неба… откройте звезды… не знаю…