Бабушка тихо поет, я знаю эту песню, но она звучит совсем не так.
— Автобус колесами крутит…
— Нет, спасибо, — говорю я, и она замолкает.
Мы с Ма в море. Я запутался в ее волосах, я весь обвязан узлами и тону…
Это просто дурной сон. Так сказала бы Ма, если бы была здесь, но ее здесь нет. Я лежу и считаю — пять пальцев на ногах, пять пальцев на руках, пять пальцев на ногах — и по очереди шевелю каждым пальчиком. Я зову Ма про себя: «Ма! Ма! Ма!» — но не слышу ответа.
Когда начинает светать, я натягиваю одеяло на голову, чтобы продлить темноту. Я думаю, что так, наверное, чувствуешь себя, когда покидаешь мир. Вокруг меня ходят и шепчут:
— Джек? — Это бабушка около моего уха, но я переворачиваюсь на другой бок. — Как у тебя дела?
Я вспоминаю о манерах.
— Сегодня не на все сто процентов, спасибо. — Я говорю неразборчиво, потому что в мой язык вонзился зуб.
Когда она уходит, я сажусь и начинаю считать свои вещи, лежащие в сумке с Дорой: одежда, ботинки, кленовый ключик, поезд, дощечка для рисования, погремушка, сверкающее сердце, крокодил, камень, обезьянки, машинка и шесть книг. Шестая — это «Дилан-землекоп» из магазина.
Через много часов снова раздается вааа-вааа; это — телефон. Ко мне в комнату входит бабушка:
— Звонил доктор Клей и сказал, что состояние твоей Ма стабильное. Хорошо звучит, правда?
Это звучит ужасно.
— На завтрак — оладьи с черникой.
Я лежу неподвижно, словно труп. Одеяло пахнет пылью. Тут раздается динг-донг, динг-донг, и бабушка спускается вниз.
Я слышу голоса прямо подо мной. Я считаю пальцы на ногах, потом на руках, потом зубы, потом несколько раз повторяю весь счет. Всякий раз у меня получается правильное число, но я все-таки не уверен.
Бабушка, запыхавшись, снова входит в комнату и говорит, что дедушка пришел попрощаться.
— Со мной?
— Со всеми, он возвращается к себе в Австралию. Вставай, Джек, негоже так долго валяться в постели.
Не знаю, о чем это она.
— Он хотел, чтобы меня не было.
— Что?
— Он сказал, что я не должен был появляться на свет и тогда Ма не была бы Ма.
Бабушка ничего не отвечает, и я думаю, что она ушла вниз. Я высовываю лицо из-под одеяла, но она все еще здесь. Она стоит уперев руки в бока.
— Выкинь из головы эту чушь!
— Что выкинуть?
— Спускайся вниз и поешь оладий.
— Не могу.
— Посмотри на себя, — говорит бабушка.
Как, интересно, я это сделаю!
— Ты ведь сейчас дышишь, ходишь, разговариваешь и спишь без своей Ма, правда? Поэтому я уверена, что и поесть без нее ты тоже сможешь.
Я держу зуб за щекой — на всякий случай. Я долго спускаюсь по лестнице. На кухне сидит мой настоящий дедушка, губы у него темно-красного цвета. Его оладьи лежат в луже сиропа, в котором виднеются темно-красные комочки — это ягоды черники.