— Ты, наверное, вымоталась до предела, — произносит женщина с высоким голосом.
— Ты — просто героиня, — вторит ей другая.
Мне еще дали фотоаппарат, но он не такой навороченный, с одним большим кругом, как у отчима, а спрятанный в глазу бабушкиного мобильника. Если телефон зазвонит, я должен не отвечать, а позвать бабушку. Я сделал пока только десять снимков: первый — своих мягких туфель, второй — окна на потолке спортзала, третий — темноты в подвале (только он почему-то получился слишком ярким), четвертый — своей ладони с линиями на ней, пятый — дырки в полу у холодильника, которая, как я надеюсь, окажется мышиной норой, шестой — своего колена, обтянутого тканью штанов, седьмой — ковра в гостиной с близкого расстояния, восьмой — Доры, когда ее показывали сегодня утром по телевизору, но этот снимок почему-то оказался смазанным, девятый — отчима без улыбки, десятый — чайки, пролетевшей за окном, но только эта чайка на снимок не попала. Я собирался снять еще свое отражение в зеркале, но решил, что после этого меня станут считать папарацци.
— На фотографиях он похож на ангелочка, — говорит одна из дам. Неужели она видела мои десять снимков? Но я совсем не похож на ангела — они все очень большие и с крыльями.
— Ты имеешь в виду тот крупнозернистый снимок, который был сделан у полицейского участка? — спрашивает бабушка.
— Нет, тот крупный план, который был снят во время интервью с…
— Моей дочерью. Но где ты видела крупный план Джека? — в ярости спрашивает бабушка.
— Но, милая, эти снимки попали в Интернет, — отвечает другой голос.
И тут вдруг они начинают говорить одновременно.
— В современном мире ничего нельзя скрыть.
— Наш мир теперь — это большая деревня.
— Это ужасно.
— В выпусках новостей показывают такие ужасы, что мне иногда хочется закрыть шторы и не вылезать из постели.
— А я все никак не могу поверить в то, что случилось с твоей дочерью, — произносит низкий голос. — Помню, семь лет назад я спросила у своего Билла, как такое могло случиться с девушкой, которую мы все хорошо знали?
— Мы ведь были уверены, что она умерла. Конечно, никто не собирался говорить…
— А ты все это время верила, что она жива.
— Кто бы мог себе представить?
— Кому-нибудь налить еще чаю? — раздается голос бабушки.
— Ну, я не знаю. Однажды я провела целую неделю в одном шотландском монастыре, — произносит другой голос, — так там было очень тихо и спокойно.
Я съел все пирожные, кроме кокосового. Я ставлю тарелку на ступеньку, поднимаюсь в спальню и изучаю свои сокровища. Я кладу в рот мамин зуб и начинаю его сосать, но он больше не имеет вкуса моей Ма.