— Говорю же, не убивал я его. Он сам с собой покончил. Прихожу сегодня в музей, а мне там и говорят: утопился, дескать, директор, записку вот оставил, что, так, мол, и так, у меня смертельная болезнь, не ищите меня, я в Волге теперь, чтоб не мучиться больше. Ну и всё такое. Я сам эту бумажку нарочно пошёл посмотреть. Там как раз следователь знакомый приехал, всех в музее расспрашивает. Дело завели. Хочешь — сам сходи туда, убедись своими глазами. Опасности тебе нет больше.
Гедройц ошарашенно молчал. Что-что, а уж этот поступок Владимира Ильича был совершенно неожиданным. И многое оставалось непонятным. Вряд ли директора замучила совесть, и вряд ли он настолько испугался, что Гедройц, узнав его в автомобиле, будет пытаться вывести его на чистую воду, это недостаточная причина для самоубийства. Тут что-то другое. А если всё дело действительно в смертельной мучительной болезни, то зачем тогда ему, умирающему, затевать все эти игры с курганом? Или попытка задавить Гедройца лишь прощальный злобный жест? Всё это довольно сомнительно.
Гедройцу вдруг пришла в голову ужасная мысль: «Да ведь это Иван сделал! Это же он ещё вчера приехал домой к директору, вынудил его написать прощальное письмо и потом увез на реку, как немца того. Как же он мог это сделать? И мне ничего нарочно не говорит, чтобы я не был соучастником. И как я сразу не догадался, это же так очевидно!». Гедройц бросил косой взгляд на Ивана, а тот поймал этот взгляд и ещё раз усмехнулся.
Гедройц подумал: как Ваня рассчитывает, что о его хитрости никто не догадается? Ведь если не было у директора никакой смертельной болезни, то тогда расследование будет продолжено. Хотя он говорил, что следователь знакомый, замнет дело в случае чего… Но когда убивал, не знал, кто будет следователь. Или они у браконьеров все знакомые? Мысли Андрея путались, он решил оставить смерть директора на совести директора и Ивана. В любом случае, что бы за последние несколько часов, пока он спал, ни произошло, он был свободен, он был в безопасности и мог спокойно продолжать начатое им дело. Путь к кургану был открыт.
Гедройц на прощание выпил с браконьерами самогону и вернулся в город. Первым делом он зашёл к себе в гостиницу, привел себя в порядок, принял душ, побрился и позавтракал. А потом направился в музей, вспоминая Владимира Ильича и все связанные с ним события последних дней. В музее по-прежнему была милиция. Помощник покойного директора, которого Гедройц узнал ещё в прошлый свой приход, был явно встревожен, однако, увидев Андрея, улыбнулся, объяснил следователю, что это писатель из Москвы, работающий с архивами. Следователь, к облегчению Гедройца, не выразил желания с ним беседовать и вообще довольно быстро закончил свои дела и уехал прочь.