Нас обнаружили, не знаю то ли с самолета разведчика который уже полтора часа барражировал над небольшим леском где мы прятались, то ли из-за того патруля что вырезал наш дозор, но нас нашли.
Это маленький лес, в который вошли, чтобы спрятаться от появившегося самолета стал нашей ловушкой. Я не знаю сколько немецких солдат нас окружило и участвовало в нашем уничтожении, но перед окопчиком нашего расчета уже лежало два десятка убитых солдата Вермахта.
— Приготовиться к прорыву! — пробежал по рядам уцелевших приказ командиров.
— Какой еще прорыв? У нас же раненые!!! — заорал я Курмышеву, лежащему неподалеку.
Однако все уже было решено. От лагеря ползком и короткими перебежками приближались раненые, оставленные там перед боем. Они должны были прикрыть наш прорыв. Я впервые сталкиваюсь с таким самопожертвованием. Почти сорок раненых, ложились в пулеметные и стрелковые окопчики и устраивались в них. К нашему подползло трое, во главе с тем самым перебинтованным комиссаром. Прорываться решили как раз там где была наша позиция, до соседнего леса тут было «всего» метров четыреста чистого поля. И их надо было как-то пробежать. Позади был отчетливо виден костер, где метались милиционеры, таская что-то к нему от машины.
— Уходите, мы задержим их, — сказал один из раненых, комиссар говорить не мог, у него было повреждена челюсть.
— Прощайте братки, — всхлипнул Курмышев.
— Вперед!!!
И почти пятьдесят человек рванули вперед. В атаку. В прорыв.
Я бежал следом за Курмышевым, который на ходу стрелял в кого-то из подобранной винтовки. Я был испуган, я был в реальном ужасе. Атака это точно не для меня. Видеть, как падают твои товарищи и уже не поднимаются, это реально страшно.
— Танкииии!!! — заорал кто-то слева.
Обернувшись, я на бегу посмотрел налево, там виднелись выезжающие на поле две квадратные коробки, как вдруг я об кого-то споткнулся. Впереди уже шла рукопашная, я лежал на земле и смотрел как Курмышев с еще двумя бойцами вломились с разбегу туда же.
Споткнулся я об немца. Подхватив его карабин, я вскочил и несколькими гигантскими прыжками добежал до сечи. Наведя ствол на немца, навалившегося на одного из наших я нажал на спуск. Сухо щелкнул выстрел, и немец обмяк, как и боец под ним. Я не подумал что пуля была способна пробить насквозь не только немца но и бойца. Переживать было поздно, для этого будет время позже если выживу. Справа трое немцев сцепились с Климовым, передернув затвор, я выстрелил в одного из немцев, на втором боек сухо щелкнул. В карабине было всего два патрона. Перехватив винтовку как дубинку, я плашмя обрушил приклад на спину одного из немцев, после на второго, приклад сломался в районе рукоятки.