Минут через сорок, когда уже сидел в компании своих Двинцев, обсуждая их кубрик, в приоткрывшуюся дверь сунулась голова вестового, начавшая фразу «А где…», тут сий дальнозоркий мореман узрел предмет своих розысков, материализовался в кубрике по стойке смирно и доложил с придыханием, явно опять не зная, как ко мне обращаться.
— В капитанской трапезной все собрались… вас ожидают.
Вот так сразу? Тогда надо приодеться.
— Ступай, скоро буду.
Выйдя из своей каюты при относительном параде, застал вестового, греющего спину о переборку коридора. Вел он меня быстро, с трудом сдерживаясь, чтоб не переходить на бег — значит, Алексей уже там.
Офицерская кают-компания гудела голосами и звякала посудой. Самих офицеров ледокола тут было всего шестеро, включая Витуса — остальной контингент представлялся свитой Алексея, с ним во главе и старшинами от береговых и колониальных нарядов. Всего набиралось человек 65, сидящих за несколькими рядами столов. Типичный пример шпротности нашей экспедиции.
Замечу, что мое появление фурора не произвело. Картошкой в меня никто не запустил, и даже гул голосов особо не смолк. Разговоры смолкли, только когда встал Алексей.
Любовался на стройного вице-императора, пусть пока и не коронованного. Высокий лоб, твердый взгляд, черные волосы до плеч, потертая кобура револьвера на правом боку. Поза самодержавная, усугубленная зажатой в руке вилкой, попирающей кусок мяса на фарфоровой тарелке. Хорош. Вовремя в детстве из него лень розгами да ночными тревогами выбили. Вон, какой орел вышел.
— Други! Хочу представить своего обер-камергера, графа Сахно.
На меня уставилось шесть десятков ошарашенных взглядов. Мои округлившиеся глаза готовы были присоединится к этому всеобщему удивлению. Про барона Сахно мы с Алексеем договаривались, и про должность стряпчего говорили, которая в нынешнем Табеле числится как гофмейстер. А он что делает?!
Алексей прищелкнул пальцами и юноша, из свиты поднес мне на подушечки богато украшенный золотой ключик. Ощутил себя настоящим Буратино. Это что же! Планировал спокойно работать днем в лабораториях, вечером с Алексеем, а меня опять на баррикады?! НЕ ХО ЧУ!
Мое нежелание видимо просочилось в мимику. Алексей оставил царственную вилку торчать в мясе, и сделал шаг навстречу, положив руку на мои напрягшиеся плечи
— Так будет правильно, граф. После поговорим
Затем, вновь возвысив голос, продолжил
— Наделяю графа своим словом, дабы росли и ширились все наши начинания! Виват други!
Духовник Алексея, Елеазар Прокопо́вич, молодой, двадцативосьмилетний батюшка, только пять лет, как вернувшийся с учебы в Риме и подающий некоторые надежды, важно и недвусмысленно кивнул, осеняя меня крестом.