И вот мы наверху, мы стоим на скальном гребне, но где он, конец? Где желанная цель? Снова скалы, утесы, карнизы, углы, желоба, на которых снова будет расходоваться наша сила и воля. И главное — где оно, златоокое солнце? Куда же поднял нас луч?
Восточный ветер подул с вершины. Подул и принес с собой клочья тумана. Они цеплялись за плечи наши, за лица и оседали влагой.
Ветер усилился. Он забросал нас охапками тумана. Вокруг воцарилось серое безмолвие. Ушба помрачнела. Наши окна, которые соединяли нас с внешним миром, закрылись. Исчез из виду вспомогательный лагерь на Чаладском леднике. Сеть незримых связующих нитей разорвалась... Ощущение одиночества подрезало нам крылья. Гложущая тоска навалилась на нас. Тоска и молчание. Но так нельзя! Сейчас нужно быть еще более собранными, сильными, чтобы одолеть наше одиночество...
Не без труда нам удалось перебороть себя. Мы загорелись прежним азартом, и вот уже застучали молотки — переклички между связками. В лагере было опять все в порядке. Мы осваивались с туманом.
Когда я глянул на часы, оказалось, что на те двадцать метров нам понадобилось более ста двадцати минут.
— Сколько крючьев мы использовали на этом участке?—спросил я Михаила, когда менялись связки.
— Десять шлямбурных и пять обыкновенных, скальных,— ответил он. Ответил уверенным, спокойным голосом. Это было самое главное для нас.
... — Один белый — группа в порядке, два белых или два зеленых—продление контрольного времени. А красный...— Михаилу трудно говорить.— Красный...— Он умолкает.
Я сижу перед ним на валуне. На коленях у меня — раскрытая тетрадь, я записываю в нее каждое его слово.
В тревожном смущении оглядываю молчаливые лица.
Джокиа, Гиви, Михаил-Младший, Джумбер и Шалико — все молчат.
Даже горные индейки замолкли, затаились где-то вдали, даже их свист не нарушает молчания и тишины, объявшей все вокруг. И вороны не кружат внизу — укрылись в нижних скалах.
С тех пор как альпинисты вступили в единоборство с горами, во времени возникла какая-то новая минута. Это — минута молчания, которая наступает всякий раз, как заходит речь о красной ракете. За красной ракетой стоит то, что на языке альпинистов зовется несчастьем.
— Красная ракета — группе плохо, требуется немедленная помощь. Контрольный — до двадцать шестого августа,— кратко заканчивает Михаил.
Я закрываю тетрадь с сигнальными знаками и бережно прячу ее. Будто от нее зависит судьба товарищей. Михаил встает. Ребята вскидывают на плечи рюкзаки. Михаил подходит ко мне и тихо говорит:
— Я еще в жизни не выбрасывал красную ракету... Но если ты увидишь ее, знай: пусть вспомогательный отряд не пытается подниматься снизу, ничего не выйдет. Лучше действовать с вершины...