А рука? Вот они, шаловливые пальчики, то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. И до Сашки вдруг дошло, что вверх нужно двигать до того самого момента, до того уровня, пока оно, это дерзкое движение, не будет замечено, пока не возникнет реакция с противоположной стороны, а там уже нужно действовать по обстоятельствам. Но, главное, никак нельзя довольствоваться тем, что дают.
Это вам уже не кино.
Нужно рисковать и требовать большего. Хоть на сантиметр, хоть на секунду, но больше, чем позволено, чуть наглости, все равно будешь прощен.
Здесь, как нигде, был важен олимпийский девиз: «выше, быстрее, сильнее».
Сейчас была особенно актуальна первая часть девиза, то есть — «выше».
И Сашка скользнул рукой выше, у него захватило дух, еще выше, он снова понял, что давит своим напряженным органом в ее живот, но главные события теперь происходили совсем в другом месте. Его пальцы касались девичьего тела там, где он еще никого и никогда не трогал. Он знал, что скоро должен наткнуться на ее трусики, но рука его все ползла и ползла вверх, а трусиков все не было и не было. Да где же они? Неужели она их не надела?
Под его рукой уже было то, что никак не могло называться ногой.
Это называлось иначе.
Если ласково, то это была попка. Аккуратная, крепкая девичья попка. У этого места было еще много названий, но они грубые и режут слух.
Потому здесь им не место.
Не в силах удержаться от искуса, Сашка слегка повернул голову, чтобы скосить взгляд туда, вниз, на завоеванное. И, видимо, этим он разрушил некую идиллию. Потому что Наташа резко и сильно (да она, оказывается, сильная!) толкнула его в грудь, и он отлетел к противоположной стене. Словно на моментальном фото отложилась в его памяти картина: Наташа — с пунцовым лицом, Наташа, жадно хватающая ртом воздух, Наташа — с высоко задранной юбкой, мелькнули на миг маленькие белые трусики, почему он их так и не коснулся? Наташа выпрямилась, резко одернула юбку. Девочка дышала глубоко и неровно.
— Ты что, Свечкин, чокнулся, что ли? — спросила она дрожащим голосом.
Когда она сердилась, то всегда называла его по фамилии. Сашка что-то промычал в ответ. Дурак! Надо было признаваться в любви! А он стал говорить что-то вроде: «Прости, я не хотел». Идиот! Что значит — «не хотел»? Врать-то зачем? Очень даже хотел! Это уже потом он долго думал, что и как нужно было сказать.
Странно, но после такого волнующего, нервного события они с Наташей все же сели за стол и позанимались алгеброй. Правда, формулы прыгали перед глазами.
— Не сердись, — шептал Сашка и чуть не плача трогал ее пальцы.