Де Пейн хорошо представлял, какой путь им предстоит проделать. Сначала им придется проехать долиной Иордана, сплошь засаженной густыми оливковыми рощами, в которых неумолчно трещат цикады — их не пугают даже рыжие лисы, которые мелькают там и сям, отыскивая полевых мышей или неосторожную птицу. Отъехав подальше, тамплиеры избавились от необходимости пробиваться через толпу: Парменио, которому был знаком в этих краях, похоже, каждый уголок и каждый камень, выбрал для них малолюдные тропы. Разговоры поначалу были отрывочными, пока их маленький караван не расположился на первый ночлег в русле высохшего ручья. Где-то вдали грохотал гром и небо озарялось ветвистыми вспышками молний, но до их стоянки дождь так и не дошел. Провансальцы разбили походный лагерь, собрали кизяк и сухие листья — все, что сумели отыскать. Приготовили ужин, разогрели лепешки, по кругу пошел мех с вином. Де Пейн прочитал нараспев «Benedicite»,[51] и они приступили к трапезе. Сразу же разговор зашел о пустыне и связанных с нею легендах о призраках и нечистой силе. Само собой разумеется, на последующих привалах обсуждались слухи, касающиеся недавних событий в Иерусалиме. Один из провансальцев вспомнил россказни о ведьмах, которые готовят свои колдовские зелья из слюны бешеной собаки, холки гиены-людоеда и глаз орла. Де Пейну удалось также узнать кое-что новое о трупах девушек, которые находили в разных местах города. Похоже, Тремеле преуспел в своих стараниях пресечь распространение слухов, но провансальцы, которые вроде бы знали все, яростно отвергали любые обвинения в адрес ордена. Об Уокине и Беррингтоне упорно не упоминали.
Каждое утро, перед самым рассветом, они продолжали свой путь по Галилее, мимо озера, где Иисус ловил рыбу и прогуливался среди деревьев и кустов, лишенных сейчас своего летнего великолепия. Тамплиеры задержались там ненадолго, наблюдая за взлетающими с воды и кружащими в небе утками и чибисами, по настоянию Парменио вскоре двинулись дальше. Иной раз они останавливались в крестьянских домах, полных блох, где все говорило о нищете. Случалось им ночевать и в замках либо в полевых укреплениях своего ордена. Наконец добрались и до знакомого гарнизона крепости Шатель-Блан, расположенной на горной круче, в мрачном уединенном месте, окруженном овалом стены, с высоко взметнувшейся главной башней, где размещались и гарнизонная церковь, и источник, снабжавший всю крепость водой. Кастелян[52] весьма обрадовался, встретив своих бывших воинов и надеясь услыхать от них свежие новости. Он выслушал рассказ о порученном им деле и открыл рот от удивления, однако приказал немедля выдать все требуемое, свежие припасы и лично проводил их за ворота крепости, где начинался последний отрезок назначенного им пути.