— Ничего-с… — Изюмов задумался, пожал плечами, повторил: — Определенно ничего-с… — после чего с видимым колебанием вспомнил что-то и добавил: — Разве нечто касаемо моей персоны, но это совсем неинтересно.
— На войну, значит, решили не идти?
— Не совсем так, — пожал плечами артист. — Гаврила Емельянович попросили не делать этого.
— Гаврила Емельянович? — удивилась девушка. — С чего бы это?
— Понадобился им.
— По какой причине?
— Причина тайная, — почему-то шепотом ответил артист. — Распространяться о ней не положено.
— Не положено так не положено, — равнодушно отозвалась Табба и отвернулась к стенке.
— Вы обиделись?
— Нет, просто думаю.
Изюмов посидел в каком-то смятении, легонько коснулся одеяла.
— Знаю, я вам мало приятен, а от этого еще больше меня терзает совесть.
— Совесть терзает, надо исповедаться, — спокойно посоветовала девушка.
— Вот я и хочу… Позвольте мне это сделать.
Она в изумлении повернулась к нему.
— Исповедаться — мне?
— Именно вам, — кивнул тот. — Грех мой перед вами.
Табба сбросила ноги и, прикрыв их простыней, села на кровати.
— Говорите.
Изюмов огляделся, шепотом сообщил:
— Гаврила Емельянович велел шпионить за вами.
— Почему?
— Не смею знать. Думаю, по причине вашей неблагонадежности.
— Вы говорите сущую чепуху. В чем же я неблагонадежна?
— Клянусь, не знаю, — снова перекрестился артист. — Только велели докладать им о всех ваших встречах и другом времяпрепровождении. При беседе также присутствовал чиновник из департамента полиции.
Табба посидела какое-то время в глубокой задумчивости, затем неожиданно взяла руку артиста, поднесла к губам, поцеловала.
— Благодарю вас…
— Боже, что вы делаете? — От восторга Изюмов едва не задохнулся. — Я недостоин этого.
— Достойны. Вы предупредили меня, чем уберегли от беды.
Оба снова помолчали, затем Табба повернула лицо к визитеру, глаза ее горели.
— Я знаю… Я поняла, в чем их беспокойство. Я вам скажу, только вы об этом никому. Ни одному человеку!.. До тех пор, пока я не подам вам знак!.. И тогда вы спасете меня!
— Вы пугаете меня, госпожа Бессмертная.
— Слушайте и молчите. — Она приложила руку к его губам. — Это моя семейная тайна. — Прима приблизилась почти вплотную к Изюмову, зашептала: — Вы услышали и забыли!.. Клянитесь!
— Клянусь, — деревянными губами произнес артист.
— Про Соньку Золотую Ручку слышали?
— Читал в газетах.
— Она была здесь! — Табба была похожа на помешанную.
— Этого не может быть, — возразил Изюмов. — Ее ищет вся полиция Санкт-Петербурга!
— Была!.. И не одна!.. С полицмейстером и со своей дочкой!
Артист не выдержал, перекрестил ее.