— Честно, Василий Николаевич?
— Хотите поиграть со мной в идиота?
— Не хочу… Да, меня смущает ваше излишнее внимание к этой особе. Тем более что у меня имеется некоторый профессиональный интерес к ней.
— Вы полагаете, что умнее меня?
— Никак нет, Василий Николаевич. Просто…
— Просто молчите и слушайте!.. — грубо прервал следователя Агеев. — Если вы, сударь, считаете, что я волокусь за французской юбкой только из-за какого-то дурацкого мужского интереса, то крепко ошибаетесь! Я имею глаза, уши, голову, которые дают мне возможность видеть, слышать, делать выводы!..
— Но…
— Молчать!.. Молчать и слушать! У меня нет пока оснований утверждать, что сия дама является той злоумышленницей, которую мы ловим! Хотя некоторые подозрения наличествуют. И я смею, сударь, иметь свою тактику, свою игру с данной особой. Чтобы схватить за руку и не оказаться в дураках, необходимо время!.. Поэтому не сметь мешать мне, не сметь распространяться на эту тему, не сметь перебегать дорогу!.. Ведите свою игру так, чтобы она не мешала моей!.. И помните, что последнее слово в этой операции остается за мной!.. Вы поняли меня, Егор Никитич?
— Так точно, ваше высокопревосходительство.
— Ступайте и держите в голове услышанное.
Следователь сдержанно поклонился полицмейстеру и покинул кабинет.
Экипаж, в котором находились пан Тобольский, поэт и Кристина, малой рысью катился вдоль Екатерининского канала, Марк Рокотов, глядя в окно, объяснял сидевшим:
— Вы, мадемуазель, будете стоять здесь, у самого начала канала.
— Помню, — кивнула она и уточнила: — На плечах у меня будет красный платок, который потом я наброшу на голову.
— Именно так, — кивнул поэт и посмотрел на поляка. — Вы обязаны не пропустить этот жест Кристины.
— Постараюсь.
— «Постараюсь» здесь не годится. Здесь только предельная слаженность действий.
— Понял.
— В спешке не забудьте трость, — сказал ему Рокотов.
— Она всегда при мне.
— Тем не менее, — поэт нервно посмотрел на пана. — Что вы делаете с тростью?
— Перебрасываю с руки в руку.
— С правой руки в левую. Это существенно. Если наоборот — тревога.
— Да, с правой руки в левую. После платка мадемуазель.
— И сразу покидаете свое место. Не бегом, но быстро, не ожидая результата взрыва.
— Карета должна ждать?
— Непременно. На ней вы и уедете.
— А мадемуазель Кристина?
— У меня будет свой экипаж, — улыбнулась девушка. — Я уеду раньше вашего.
— А как с вами? — Поляк посмотрел на поэта. — Может, все-таки подождать?
— Меня будет ждать Господь Бог, — оскалился тот.
Карета миновала Спас на Крови и скрылась за поворотом.