— Дела, детка, дела. — Директор оставил ее, подошел к сидевшей девушке, нежно приложился к ее руке. — Жду вас завтра в это же время.
Девица гордой походкой покинула кабинет, Табба с усмешкой спросила:
— Готовите мне замену?
— Вы, моя прелесть, незаменимы. — Оценивающе окинул Таббу с ног до головы, вздохнул: — Столь же прелестна, как прежде. — И поинтересовался: — Кофию?.. Вина? Что ваша душа желает?
— Нет, благодарю, — покрутила головой девушка и объяснила: — Моя душа желает честной беседы с вами, Гаврила Емельянович.
— Простите, — удивился тот. — А разве я когда-либо беседовал с вами нечестно?
— Всякое бывало, — ушла от ответа Табба. — Мне надо понять, какова моя участь.
— Она прелестна и лучезарна!
— Я говорю серьезно, Гаврила Емельянович.
Директор вдруг убрал улыбку, сел за стол, внимательно посмотрел на бывшую приму.
— Слушаю вас, сударыня.
— На что мне рассчитывать?
— В театре?
— Да, в моем театре.
Гаврила Емельянович поднес ладони ко рту, коротко дунул в них, на какое-то время задумался.
— Честно?
— Да, честно.
— В ближайшее время ни на что.
Огромные глаза Таббы стали медленно наполняться слезами.
— Не надо, — попросил директор. — Слезы здесь ни к чему. Вы спросили, я ответил. Ответил честно, как вы просили.
Девушка достала из сумочки носовой платок, вытерла слезы, высморкалась.
— А что же мне делать?
— Ждать.
— Ждать чего?
— Когда все уляжется. Полиция успокоится, публика простит, театр снова полюбит вас. — Гаврила Емельянович вздохнул, мягко улыбнулся. — Вы полагаете, я не переживаю из-за вас?.. Еще как! В конце концов, я несу убытки!.. Публика стала хуже ходить в театр. Раньше шли на вас, а сейчас на кого? Ваше место пустое, оно ждет вас! — Помолчал, добавил: — Ну и, кроме того, вы мне нравитесь как девушка… Как женщина.
— Мне не на что жить, — произнесла с заложенным носиком Табба. — Меня могут выгнать из квартиры.
Директор после паузы поднялся, открыл дверцу сейфа, извлек оттуда три сотенные бумажки, протянул артистке.
— Все, чем могу.
— Откупные? — усмехнулась она.
— Скорее, аванс, — ответил мужчина и шутливо добавил: — Рано или поздно вам придется его отрабатывать.
— Лишь бы не было поздно, — сказала Табба и поднялась. — Более ничего вы мне сказать не можете?
— Ничего, кроме того, что услышали и что получили.
— Благодарю вас, — тихо произнесла девушка и, запрокинув голову, едва сдерживая слезы, покинула кабинет.
Она спустилась по роскошной театральной лестнице в вестибюль, задыхаясь от подступающих слез, кивнула удивленному швейцару и вышла на улицу.
Чуть не попав под экипаж, пересекла булыжную неровную площадь, вошла в сквер, бросила взгляд в поисках пустой скамейки и тут увидела сидящего поодаль Изюмова.