В его позе, в фигуре было столько одиночества, никчемности, отчаяния, что все это немедленно обращало на себя внимание.
Табба подошла к нему, присела рядом.
Артист медленно повернул к ней голову, чему-то усмехнулся и снова стал смотреть на свои жалкие, истоптанные башмаки.
— Гнусно… — тихо произнес он. — Все крайне гнусно. И страшно.
До слуха донеслись звуки духового оркестра, и можно было различить печальную мелодию «Амурских волн».
— Раненых везут… С войны, — зачем-то сказал Изюмов. — А может, убитых.
— Куда пропали? — спросила Табба.
Тот пожал плечами.
— Разве может пропасть то, чего нет? — И добавил: — Никуда.
— Обижены на меня?
— Отнюдь. Все было правильно. — Изюмов странно посмотрел на девушку, странно усмехнулся. — Я — ничтожество. А с ничтожеством поступать по-другому невозможно.
— Вы обедали сегодня? — неожиданно спросила бывшая прима.
— Нет. Более суток как не ел.
Она открыла сумочку, достала двадцатирублевую купюру, протянула артисту.
— Благодарствую, — произнес тот и спрятал деньги. — А я намеревался предложить вам работу.
— Работу? — удивилась артистка. — Чтоб не сдохнуть?
— Примерно. Петь в ресторане. Я уже дал согласие, сегодня выступление. — Изюмов повернул голову к девушке. — Не желаете присоединиться?
Та тронула плечами.
— Не знаю. Пока не готова.
— Может, заглянете? Посмотрите на мой дебют?
— Я вас в театре видела.
— То другое. Здесь веселые, пьяные. Надеюсь, щедрые.
— Какой ресторан?
— «Инвалид».
— «Инвалид»? — удивилась Табба.
— Да. Ресторан для тех, кто воевал с японцами. На Крестовском острове. Придете?
— Не знаю. Подумаю.
Был вечер. Электрические лампы довольно ярко освещали не только деревья и здания Крестовского острова, но также немногочисленную, прогуливающуюся здесь публику.
Ресторан «Инвалид» внешне ничем особенным от прочих строений не отличался. Мощный бревенчатый дом прятался в самой гуще острова, на пятачке при входе стояло несколько повозок и пролеток, из приоткрытых окон доносилась надрывная музыка русского романса.
Повозка с Таббой остановилась как раз напротив входа в ресторан, к гостье немедленно заспешил молодой швейцар в солдатской форме, помог спуститься на землю.
Артистка была одета в легкий шерстяной костюм с высоким воротничком-стойкой, на голове изящно сидела шляпка, роняя на лицо хозяйки плотную сеточку.
— Вы одна или вас ждут? — спросил швейцар.
— Ждут, — коротко ответила бывшая прима и двинулась к входу.
В зале ее действительно встречал Изюмов. Он заспешил к Таббе навстречу, поцеловал руку, распорядился, обратившись к метрдотелю:
— Проводите мадемуазель за полагающийся столик, а я со временем подойду.