Сонька. Продолжение легенды (Мережко) - страница 288

— Привела артистку! — громко сообщила Зоська и подтолкнула Таббу к Сучку. — Так бы и окочурилась, ежли б не забрала!

Сучок по-хозяйски приобнял озябшую девушку, налил полстакана водки, вложил в руку хлеб с колбасой и луком, кивнул:

— Опрокинь!

— А чего ей опрокидывать? — обозлился вдруг Хомут. — Да еще со жрачкой! Хоть копейку сегодня принесла?

— Заткнись, — незлобиво бросил ему Сучок и снова обратился к Таббе: — Выпей, а то, не дай бог, застудишься.

Артистка понюхала хлеб с луком, выдохнула воздух и медленно опорожнила стакан. Стала закусывать, громко сопя и вытирая заслезившиеся глаза.

— Ишь, как за ней ухаживает! — хмыкнула Зоська. — Ровно как за принцессой!

— А она принцесса и есть, — заметил Очко. — Имя гремело так, что весь Петербург только и мечтал оказаться в одной компании с примой.

Зоська зашлась длинным, тоненьким смехом.

— Ой, милости Божии… Петербург мечтал, а мы сидим с ней в одной компании и самогонку жрем!.. Вот ведь какая радость привалила нам.

— Вы зря смеетесь, — возразил бывший учитель. — Я, к примеру, до того, как оказаться здесь с вами…

— Закройся, Очко! — вдруг резко остановила его прима. — Который вечер одну и ту же баланду травишь!.. — Налила себе еще водки, в один взмах головы выпила. — Нет здесь ни примы, ни бывшего учителя, ни бывшего вора! Ни даже этого тупого идиота, — кивнула она на Хомута, — воображающего себя спаленным помещиком!.. В дерьме живем, дерьмо жрем, в дерьме и подохнем!

— Это я идиот? — возмутился Хомут, багровея лицом. — Это я в дерьме живу?

— Хомут, ей-богу, схлопочешь! — насупился Сучок. — Жми свою сявку и не вспухай!

«Сявка» обиженно подняла на защитника глазки, захлопала намазюканными ресницами.

— Гриша, меня обижают.

Хомут грозно поднялся.

— А я зараз кое-кому объясню, как надо беседовать не с прошмандовкой, а с уважаемой мадамой!

Он только успел сделать одно движение, как Табба метнулась к нему, вцепилась в волосы и стала рвать физиономию мужика грязными скрюченными пальцами.

Сучок моментально включился в драку, стал бить Хомута табуреткой по голове, женщины — Зоська и Васька — с визгом пытались их разнять, оттащить в сторону артистку, но та не отпускала жертву, била, кусала, царапала.

В какой-то момент она схватила здоровенный нож, отпрыгнула в сторону, заорала во всю глотку:

— Прирежу любую тварь, которая приблизится!.. На место!.. Всем на место!.. Сидеть, жрать, пить и заткнуть свои лоханки!

Первыми сели мужики, затем их примеру последовали бабы. Табба постояла какое-то время, бешено обводя всех глазами, заняла свое место, налила самогонки, выпила хмельно и жадно.