А после этого он взлетел.
Точнее, просто сошел со склона, и воспарил, и обмочился, и не только от ужаса, но вот спустя минуту, когда Боровиков приоткрыл-таки глаза…
Вцепившись в раму, в клоунском комбинезоне размера, что еле нашли, он все же парил.
Он летел.
Воспользуемся избитой фразой: это было самое незабываемое ощущение в его жизни.
Сверху все казалось и величественным, и мелким, и был виден даже город, который он намеревался опустить на дно, в воду, откуда тот некогда вышел.
И в сердце Касьяна Михайловича впервые закралось нечто вроде жалости к тому, что все это великолепие должно погибнуть.
Закралось и затихло: погибнуть его, боровиковской, властью! Ибо позади расстилались места куда более соблазнительные, на высотах расположенные. А здесь?
И вот он уже сам по себе Медный Всадник, возглавляющий последнее наводнение; и горожане беспомощно жмутся к стенам.
Ничем не закрепленный, сметается водой Александрийский столп.
Нехотя проседает Исаакий. Как больной старик, он припадает сперва на одну разломанную колонну, потом повергается ниц, и только шлем сияет в грозовых лучах от жезла, которым размахивает и указывает ему Боровиков, но вот исчезает и шлем.
Ныряют в Неву ожившие львы.
Лопается Адмиралтейство.
Зимний дворец разлетается вдребезги под залпом новой «Авроры».
Исчезают набережные с прохожими и целыми экскурсиями — и вот во всей красе приходит ОНА. Волна в сорок метров.
Она дарует городу Покров, и город гибнет вместе с губернатором и предметами спора хозяйствующих субъектов.
Она обдает брызгами парящего Боровикова.
А он, Боровиков, мчит над всем этим, покачивая рамой, как уздой… справа ему некто делает знаки. Это Меркурий? Нет, это доктор Афиногенов.
Ветер режет лицо, оглушает посвистом.
Можно разобрать:
— Правее, правее берите! Молодцом!
Молодцом!
Таких ли похвал он достоин?
Он успел позабыть, как часами раньше подумывал собирать в электричке пивные бутылки, как шел, полуголый и страшный.
Под шкурой паршивой овцы скрывался лев.
* * *
— Думаю, что мы оторвались. Для начала неплохо, Касьян Михайлович. — заметил Афиногенов, когда они приземлились на каком-то холме. — Совсем, совсем, очень неплохо для новичка. Вы прирожденный дельтапланерист. Я вас потом, когда все кончится, просто заставлю заниматься в рамках лечебной физкультуры.
Боровиков лежал ничком и тупо улыбался.
Доктор приблизился.
— Фу, да вы обмарались, — отметил он раздосадованно. — Ну, ничего катастрофического, переоденем. С новичками это случается. Помню, был случай…
И он принялся рассказывать ошалевшему и оглушенному Боровикову какую-то дурацкую историю из собственной практики.