— Где глаза-то?
— Повторная операция. Уже здесь…
Это уже работа человеколюбивого Афиногенова.
В больнице, где беспредельничал Коротаев, была сделана совсем другая операция — в этом Влад был уверен.
Неудачное попадание.
Знакомый врач рассказывал Владу о человеке, которому в лоб вонзилась дисковая пила. С пилой и привезли. И ничего! Без особых последствий.
Лобная доля…
Но все-таки больно, и Коротаев не успел отреагировать на то, как Рокотов перекатился. Второй выстрел все же последовал, но охранник промахнулся.
Влад метнул вторую шестерню, которая пошла горизонтально и снесла Коротаеву руку, державшую пистолет.
Взвыв от боли и ярости, Коротаев повернулся и вприпрыжку пустился бежать.
Влад послал ему вдогонку еще пару шестеренок — соответственно анатомическому расположению лопаток, и обе попали в цель.
Коротаев упал, пропахав лицом в земле глубокую борозду, но тут же вскочил и бросился дальше, к чахлым березам.
— Стой, кретин! — прокричат ему Рокотов. — Туда не ходи, там болото!
Болота слепой, даже наделенный дополнительными способностями, никак не мог видеть. А Влад отчетливо видел высокую траву, обманчиво надежный мох и редкие стебли камыша.
Где-то неподалеку было озеро.
Или река, или наплевать что.
Бывший начальник службы безопасности будто не слышал и продолжал свой бег, смахивая на злого ангела с двумя короткими железными крылышками.
Из правой руки хлестала кровь, и Коротаев что было мочи пережимал ее левой.
Мало того: на бегу он еще рвал зубами ворот, пытаясь вытянуть лоскут и соорудить подходящий жгут.
Школа жизни!
Рокотов решил его не преследовать и только кричал:
— Остановись, идиот! Сдохнешь!
Хрипя, Коротаев с удивительной точностью перепрыгивал с кочки на кочку. Влад даже залюбовался этим цирковым мастерством.
Неуязвим, одно слово!
Неужели он чует и топи?
Но любоваться было рано и нечем, ибо сколь веревочка ни вейся…
Коротаев провалился ровно через десять прыжков, по пояс. Он оставил попытки перевязать руку и принялся судорожно лупить обеими по трясине, хватаясь здоровой рукой за осоку.
Влад прикинул расстояние.
Смог Коротаев — сумеет и он.
Превозмогая боль в спине, груди и лице, он повторил подвиг слепого: благополучно допрыгал по кочкам, подобрал длинную корягу, протянул:
— Хватайся!
У того, вероятно, что-то, наконец, замкнулось в от рождения безумной башке, и он ничего не соображал.
— Хватайся, кому говорю!
Влад принялся тыкать корягой в бессмысленно бившуюся кисть. Коротаев уходил все глубже, трясина была ему уже по грудь.
— Держи конец, твою мать!
Андрей Васильевич в конце концов разобрал, чего от него хотят.