Он отбрешется, как делает это всегда, с огоньком и крайне убедительно.
Придется обращаться в парламент.
Придется связываться с экологами, которых Ясеневский тоже недолюбливал за постоянное фрондерство. Силовики не жалуют оппозиционеров, но всегда используют их, когда это выгодно.
К чему приведет, по их мнению, пресловутое бурение?
И как все же могло получиться, что совершенно чужеродные данной местности камни обнаружились здесь, в Ленинградской области?
Все чутье, весь опыт работы подсказывал Рокотову, что речь идет о прикрытии, что алмазы и сам депутат — не более чем ширма. Планируется что-то крайне серьезное…
Размышляя, одновременно он слушал, как Касьян Михайлович общается по мобильнику с каким-то Афиногеновым. Разговор принимал все более монологический уклон.
— Вы подставили меня! — орал Боровиков, словно озвучивая соображения Рокотова и Ясеневского. — Вы направили ко мне уголовных типов, они решали здесь свои криминальные дела! На мою дачу напали, ее разнесли в пух и прах, меня допрашивает ФСБ… — Он покосился на генерала. — Ну не допрашивают, нет, они весьма дружелюбно настроены… Я нуждаюсь в новой резиденции, здесь же, причем немедленно! И в новых людях с безупречной репутацией! Что вы имеете в виду? Наша акция? Вы хотите сказать, что только уголовники… хорошо, я молчу, но меня сейчас никто не слышит.
Он соврал, он с ужасом смотрел на недавних собеседников.
Он проговорился. В общем — не в частностях, — но в принципе он проболтался.
Глава восьмая
БЕЛОЕ И КРАСНОЕ
Горела многоглазая подвесная лампа, и шумно дышал аппарат искусственной вентиляции легких.
Казалось, что ему неприятно осуществлять воздухообмен в легких пациента, над лицом которого трудились двое врачей.
Оба пользовались ультрасовременными микроскопами с элементами роботизации, которые позволяли проводить тончайшие операции на органах чувств.
Странно было думать, что у бывшего начальника службы безопасности при Боровикове могли быть какие-то чувства, заслуживающие лечения.
А если и заслуживали, то не коррекции под микроскопом, а радикального, хирургического иссечения и удаления. Но что поделать! Зрение покуда считается чувством.
И распоряжения восстановить его поступали всю ночь, со всех сторон, от самых неожиданных инстанций.
Ассистент, молодой и, по стечению обстоятельств, сильно политизированный человек, заметил вскользь, что состояние Коротаева тревожит все больше тех, кто так или иначе находится в оппозиции к губернатору и действующей власти.
Многие были хозяйствующими субъектами, которые вдруг объявили временное перемирие, перестали ссориться и через каждые пять минут интересовались пульсом, давлением, температурой и даже более интимными вещами.