Со временем мы потихоньку привыкли к тренировкам, и жизнь снова стала приобретать свой вкус и цвет. Как оказалось, были и свои преимущества в том, что Кербер забрал нас в свою банду. Мы скоро переселились из общежития поближе к улице Трех Домов, туда, где концентрировалась банда псов. Теперь можно было почти что безбоязненно оставлять вещи в своей комнате и не переживать о том, найдешь ли ты их на своих местах по возвращении. Псы не тащили у своих, а чужие бы тащить побоялись.
В нашей комнате стали появляться разные предметы. Точнее, они начали там оставаться. Над своей кроватью Жаба развесил огромную карту мира, переданную матерью, и каждый вечер проводил над толстенной книгой с яркими фотографиями "1000 красивейших мест планеты".
Я этого не понимал. Что толку смотреть даже на самые прекрасные виды и понимать, что ты никогда там не побываешь. Не проедешь по знойной саванне, разглядывая силуэты деревьев с плоскими кронами в дрожащем воздухе. Не взглянешь на статую Христа-Искупителя, раскинувшего руки над колоритным Рио-де-Жанейро, словно пытавшегося обнять город, да и тебя заодно вместе с ним, либо же показывающего: "Смотри, как прекрасен и широк мир, в котором ты живешь!" Что это было за самоистязание? Какое в нем удовольствие?
Наш мир был маленьким – за один день обойдешь несколько раз – огороженным, охраняемым. Все остальное не существовало. И никогда не будет существовать.
Не смотря ни на что Иосиф как будто не понимал, или не желал понимать, где он находится и что может готовить ему судьба в дальнейшем. Для него резервация была каким-то проходящим местом: он словно ждал, что кошмар вот-вот закончится, можно будет проснуться и съесть на завтрак мамины пироги. Если же реальность прямо и грубо говорила ему об обратном, его сознание забивалось куда-то в темный угол и там, обняв коленки и дрожа, ждало, когда же уйдет этот страшный бука.
Со временем проблема Жабы делалась все явственнее. Она давила на каждого под сводами склада. То, что из Иосифа никогда не получится даже самого слабенького бойца, понимали все. Кнут Большого Ко все чаще прохаживался по широкой, но так и не обросшей мышцами спине и, казалось, был знаком там уже с каждым клочком кожи. Даже уравновешенный Гудвин начинал терять терпение и со временем практически прекратил занятия с Жабой, используя его в основном как тягловую силу: переставить ящики, перенести оружие, прибрать склад. Большой Ко не мог выгнать навязанного Кербером ученика, но и смириться с его присутствием было не в его характере.
Я часто ловил обеспокоенный взгляд Фрэя, направленный на Жабу. Он знал, что не сможет вечно защищать друга, что всему есть предел. И еще, наверно, понимал, что оказал товарищу медвежью услугу, так рьяно оберегая его. Получил бы Иосиф несколько раз хорошую трепку – глядишь, может, проснулся бы в нем боевой дух.