Ночи становятся все прохладнее. Наверно, скоро пойдет снег. Но лежать на покатой стене канала, теплой от проходящей под ней теплотрассы, все равно приятно. По ту сторону помигивает своими не спящими окнами город, висящие на них шторы, придают свету разные оттенки. Где-то на подоконнике стоит ночная лампа или игрушка – плюшевый медведь, цветы в горшках, ровные стопки книг – или чайный сервиз, – мое острое ночное зрение позволяет видеть все это до мельчайших деталей. В резервации редко встретишь такие окна. По эту сторону взгляд чаще упирается в решетки, выбитое стекло, плотно закрытые мрачные не пропускающие свет портьеры или просто замурованный оконный проем. Теплые окна есть разве что в корейском переулке, да и то появились там они совсем недавно.
Как любит говорить Джэджун – один мой знакомый – "Окно – это стих о хозяине дома". Мой стих был кратким – жалюзи, которыми я пытался отгородиться от внешнего мира. На окне самого Джэджуна висели бумажные фонарики и гирлянды из разноцветных прозрачных бус…за противоударным стеклом. Я мысленно улыбнулся – все мы тут со своими секретами.
В резервации, в отличие от остального города, жестокий естественный отбор, и просто так здесь никто не выживает. Оттого-то тут каждый человек как отдельная невероятная история, оттого-то мне так и невыносимо здесь находиться. Резервация – последнее место на земле, где может жить даже самый слабый эмпат. Оглядываясь назад, мне остается только удивляться, как я выжил. По всем законам жанра, даже если бы меня не убили, я непременно должен был сойти с ума. Но не сошел… Возможно, только благодаря выработавшимся с годами цинизму и равнодушию – своего рода защитным рефлексам. Но поначалу было очень непросто решать, за кого ты беспокоишься, а на кого тебе наплевать, научиться воспринимать людей не более как рассказы: интересные, не очень, грустные, страшные, глупые… Веселых и жизнерадостных здесь не было.
Я вздохнул и, потянувшись, сел на стенке канала. Рука сама нащупала камешек на бетонной плите – размахнулся и зашвырнул его в воду. Что-то булькнуло и зашипело – видимо, туда опять спустили какую-то дрянь.
– Эй, слышь, ты, тащи свою задницу сюда, побазарим! – голос откуда-то сверху разом оборвал мои размышления.
Что ж, я поднимусь, хотя бы за тем, чтобы посмотреть в лицо наглеца. Уже очень давно никто не осмеливается зазря перебегать мне дорогу – это стоило мне большой крови, но оно того стоило.
Я лениво поднялся, отряхнулся, по привычке сунул руки в карманы куртки и пошел наверх – туда, где за железной оградой канала маячили две фигуры. По пути попытался прислушаться к своим ощущениям, но этих двоих будто бы обволокло фиолетовой ватой, которая глушила все и вся вокруг. Ясно: молодчики под какой-то дурью. В трезвом рассудке им вряд ли пришло бы в голову цепляться ко мне. Я подошел к ограде, перемахнул ее одним движением и встал напротив этих двоих. Мужики были перекачанными и чистенькими – видно, совсем недавно в резервации или вовсе не отсюда: комендантский час еще не начался. Это я к тому, что постоянные обитатели здесь скорее поджарые и жилистые, им не до тренажерных залов и зарядки, единственное, что может быть, так это боевая тренировка, но там точно бицепс не нарастишь. И кожа… кожа у местных вся в шрамах. У меня тоже. Разве что в меньшей степени, чем у остальных.
