Кто-то говорил что-то, стоя у гроба, Данил не слушал — был занят раздумьями о своем.
Квартиру парни Каретникова обыскали самым тщательнейшим образом — перелистав каждую книгу, разобрав телевизор, магнитофон и компьютер, даже простучав молоточком Вадькиного бронзового Будду. Безусловно искали тайники в мебели, шарили повсюду миноискателем и еще каким-то более чутким прибором. И не нашли ничегошеньки. После чего позвонили и расписались в полной беспомощности. Данил велел им вывезти на склад мебель и аппаратуру, а Вадькины вещи сложить в комнатке на третьем этаже — на всякий случай. Двух ребят он все же оставил дежурить в квартире — исключительно ради зыбкого самоудовлетворения, велев посидеть, пока не снимут сигнализацию…
Вот и все. Железная пирамидка, пустая внутри, фотография на керамической плитке и несколько венков. Лара, покосившись в его сторону, положила цветок и первой направилась прочь. Данил догнал ее за воротами.
— Привет, — сказала она как ни в чем не бывало, как будто и не было никакой ссоры.
— Привет, — сказал Данил сдержанно.
— Сердишься?
— На глупцов обычно не сердятся.
— Возможно… — она медленно шла впереди него к машинам. — Только я не глупая, я предусмотрительная. Посидим в твоей? У тебя просторнее…
Данил распахнул перед ней дверцу, сел за руль.
— Ты, надеюсь, разговор не пишешь? — спросила она. — Хотя… какая разница? Если договоримся, потом сам сотрешь.
— А о чем будем договариваться?
— Тебе твоя работа не надоела?
— А ты можешь предложить что-нибудь получше? — хмыкнул он.
— Ты знаешь, могу. Только персонально тебе, а не вашей фирме. Я понимаю, ты мужик жесткий, и предавать контору не будешь… а вот бросить сможешь? Если у тебя будет столько, что хватит на три оставшиеся жизни?
— Вопрос, конечно, интересный… — сказал Данил.
— Я серьезно. Можешь ответить откровенно?
— Честно говоря, не знаю. Сомневаюсь.
— Из-за друга Кузьмича?
— Из-за чувства долга.
— Ты только не обижайся… — сказала Лара, без улыбки уставясь синими глазищами. — Но ты же — сторожевая собачка, и не более того. Конечно, тебе, я уверена, капает какой-то процент, но это наверняка крохи. Да и лежат они за рубежами отечества, так что в критический момент окажутся бесполезными, если вдруг подопрет…
Данил нагнулся к ней, приложил ладонь к ее щеке и повернул к себе лицом:
— А с чего это ты взяла, крошка, что у меня за рубежами…
— А это папа говорил, — она с самым невинным выражением смотрела ему в глаза. — Интересно, правда? Ну, лежат, не отпирайся. Крохи. Значит, хоть какая-то частичка твоего естества на зарубеж ориентирована… Детей у тебя, насколько я знаю, не было, с женой разбежался давно, родители умерли. Значит, для себя, родимого, стараешься, а?