– Например, вот так? – и положил руку прямо на раскаленные угли жаровни. Резко ударил запах паленого мяса. Я смотрела на него, он на меня. Пламя стало охватывать руку, но Линк продолжал спокойно сидеть, не чувствуя боли.
Доигралась дура, ругнулась я. Нужна была мне эта жаровня. Он теперь не отступит, раз сам сунул туда руку. И мне нельзя – сама ведь начала. Рука Линка начала уже чернеть, так что придется уступить мне, пока он себя не сжег.
– Для начала можно и так, – как можно высокомернее сказала я и, сдерживая шаг, неторопливо вышла наружу.
Да, хорошо поговорили, содержательно. Пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок, вышла в сад. Но запах горелого мяса преследовал и здесь.
Чем же я ему так насолила, что он готов сжечь руку, но не выслушивать от меня разговоры о пытках? Или дело не во мне? А просто он категорически не выносит насилия над собой? Из того, что мне известно, он как раз и шел на резкие меры, когда его пытались к чему-то принудить. Что в камере тюрьмы, что на арене, что сейчас в пыточной. И за жизнь он при этом не держится. А после сегодняшнего разговора или мне придется перестать ему приказывать, и он станет неуправляемым, или он попытается сбежать, так как ясно показал, что приказов не потерпит. Надо срочно искать, чем его привязать, или его придется сдавать в пыточную. А этого уже не хочется. Ну и ладно. Плохой результат это тоже результат. Надо подумать.
«А лечить я его не буду, – злорадно подумала я. – Сам сунул руку в огонь, пусть сам и мучается».
Линк
Как только Лара ушла, я сразу снял руку с жаровни. Зрелище было не для слабонервных. От кисти до локтя кожа была покрыта волдырями, вся красная, а местами даже почернела. Хорошо, что я научился блокировать боль, а то сейчас орал бы очень громко. Быстро вытащив с Земли лекарства, я залил всю руку пенкой от ожогов и осторожно перебинтовал. Немного успокоившись за руку, спросил сам себя: а чего, собственно? Ну погрозилась она на меня, ну потребовала подчинения. Надо было поддакивать и делать все по-своему. Потом прислушался к себе – нет, не получилось бы у меня. За последние месяцы я снова почувствовал себя человеком, с которым считаются, которого уважают. А тут резко мордой об стол. Это мы уже проходили, и я так больше не хочу. Так что все правильно. Надо делать ноги и ни о чем не жалеть. Жалко, что сорвался, и Лара насторожится. Но теперь уже не переделаешь. Успокоившись, я вернулся в свою комнату и улегся спать.
Утром после завтрака служанка позвала меня в кабинет Лары. Там, кроме нее, сидели еще две женщины. Одна уже знакомая мне переводчица, вторую Лара представила как магессу Ирену, которая позанимается со мной магическими науками. Потом, извинившись, ушла по своим делам. Ни я, ни она ни словом, ни взглядом не намекнули на наш вчерашний разговор. Вооруженное до зубов перемирие.