Мне стало ужасно обидно, что из-за какого-то бессовестного негодяя я должен теперь испытывать вечные муки. Настолько обидно, что я застонал и открыл глаза. Правда, я тут же вновь захлопнул веки от резанувшего по глазам света и головокружительной мутной карусели, саданувшей по мозгам острой болью. Вроде бы я успел заметить в этой яркой мути склонившееся надо мной грязное лицо двоюродного брата.
И точно, я опять услышал его голос, тревожный и радостный одновременно:
— Живой!.. Анна, сюда, быстро! Федька жив! Вколи ему что-нибудь срочно!..
На какое-то время я вновь провалился в беспамятство. А когда очнулся снова, с удивлением осознал, что, оказывается, вовсе не умер. Мало того, я понял, что по-прежнему представляю собой единое целое. Очень болезненное, но единое. Правда, следующей моей мыслью было вспыхнувшее в мозгу сомнение: так ли уж я цел, как мне представилось? Вдруг не хватает руки, ноги, или еще какой отнюдь не лишней для моего молодого организма детали?.. Невзирая на боль, опасаясь открыть глаза, я принялся лихорадочно ощупывать себя. Вроде как все было на месте. Правда, до ног ниже колен я дотянуться не смог. Пришлось все же раскрыть глаза и приподнять голову. Я увидел мои родненькие ножки и, застонав и от боли, и от радости вместе, опять уронил ее на землю.
— Что? Что такое? — засуетился сидящий возле меня на корточках Серега.
Я хотел было пожаловаться брату на боль, но вспомнил вдруг то, от чего эта боль показалась мне такой ерундой, такой мелочью, что она и впрямь почти что исчезла. Крепко зажмурившись, я простонал:
— Я… утопил вездеход…
Я ожидал всего чего угодно — крика, обидной ругани, даже ударов, но только не того, что услышал:
— Чей?.. — изумленно спросил брат. — На тебя напал кто-то еще, кроме этой раздавленной твари?..
— Эта тварь, — сказал я, — когда на меня напала, еще не была раздавленной. А вездеход я утопил наш.
— Не наговаривай на себя, — услышал я голос подошедшего Штейна. — Тебе это, видимо, привиделось, когда ты был без сознания. Вездеход на месте. Правда, я никак не могу взять в толк, каким образом ты так его умудрился изгваздать?.. По болоту, что ли, на нем гонял? Так он вроде для этого не предназначен…
Окончательно забыв от изумления про боль (скорее всего, подействовали и введенные Анной лекарства), я резко сел и огляделся. Вездеход и впрямь стоял на том самом месте, где его остановил Штейн. И он действительно был грязен. Полностью, «с головы до пят» он был облит подсыхающей уже болотной жижей. Этой же грязью, впрочем, было залито и все остальное вокруг, на что сразу указал и Серега: