— Викинг, — сказал капитан.
— А что, если ему палец сунуть?
— В смысле «поздороваться по-английски»? Ну, поздоровайся.
Непейпиво взял толстого сонного минтая, всунул его в клешню и начал дразнить. Краб долго не хотел злиться, потом неожиданно щелкнул клешней и… перерезал рыбину на две части, будто ножницами для жести — бумагу.
— Поздоровайся. Сила рукопожатия — восемьдесят атмосфер.
— Ну-ну…
— Вот тебе и ну. Печально было бы, если бы сунул… Неси коку. Помогай.
Бороновали и бороновали море. Работали до резкой боли в спине, а рассортировав очередной улов, лежали на палубе, варили еду, пели или заготавливали на зиму мелкую камбалу под пиво, потрошили, чуть солили и развешивали вялиться на снасти. Как сотни причудливых овальных флажков.
А над всем этим были солнце и ветер. А подо всем этим были синее море и волны. Прыгали на волнах, радовались, что вырвались из сети обмытые, чистенькие шарики из синего стекла, поплавки. Сверкали, подпрыгивали маленькие голубые солнца. На закате, когда сопки стали золотыми, Северин вдруг увидел, что чайки гонят над морем какую-то маленькую птичку. Старые, белоснежные чайки и годовалые, коричневые. Птичка изворачивалась, чайки промахивались и горланили, как будто их кто-то нахально, среди белого дня обокрал.
— Кого это они?
— А синичку, — ответил Непейпиво.
— Откуда в море синичка?
— У нас на носу живэ. Вон там старый ватник лэжить. То пид ним гнездо. И птенцы там булы.
— Намучились с ними, пока улетилы. А эта полэтила, еще как ошвартовывались. И вот, бач, блыжэй до ночи отыскала хату. Морская синица. Это же мы скильки миль отпахали? И откуда вона знае, дэ мы?
Чайки возмущались, жаловались на нахальное нарушение сухопутной птичкой их морских границ. Гнались за малышкой, но она всякий раз увертывалась и вдруг… нырнула прямо в рубку. Погоня разочарованно улетела в море. Синица выпорхнула из рубки и села в гнездо.
…На закате стали на якорь.
— Вон там Тигровая, — сказал Непейпиво. — Сегодня тебе на берег высаживаться — дило дурное. Ночь скоро. Ужинай. А завтра с солнцем…
— Не хотелось бы.
— А ночной тайги хочешь? Отсюда до бухты километра три. Там узкоколейка. Может, повезэ захватить дрезину. Верст восемь, а там хребет. Бач, золотится над морем. И оттуда — налево через горы. Вон, видишь, пальчик?
Через лесистую шкуру хребта, словно разодрав ее, действительно торчало что-то похожее на палец. И такое же маленькое.
— В этом «маленьком» метров двести. Это Янгунлаза — Скала Печной Трубы. Вот от нее увидишь заповедник. Ну как?
— Подожду. И впрямь далековато.
— Тогда мы будем сейнеру маникюр наводить, а ты иды до кока. Учись.