Обычно Мещеряк умел расположить людей к себе, а вот с Доброхотовым–старшим ему так и не удалось войти в контакт. Тикали часы на комоде, старик то уходил, то возвращался, окна темнели, а Мещеряк как уселся на стул, так и продолжал сидеть на нем. По сути, ему не удалось пи на сантиметр проникнуть в замкнутый и обособленный мир обитателей этой комнаты.
Но Мещеряк был терпелив, настойчив, и все–таки дождался возвращения обоих акробатов. Они вошли, сбросили куцые шинели, и Мещеряк увидел коренастых близнецов, которых невозможно было отличить друг от друга. Кто из них Семен, а кто Александр?
Он поднялся и заговорил о том, что приехал поблагодарить их. По поручению командования. Они оба награждены грамотами.
В комнате было уже совсем темно. Только в печурке шипели мокрые поленья, и по стенам прыгали отсветы красного огня. Акробаты молчали.
— Глухонемые они, — вмешался старик, заметивший замешательство Мещеряка. — Вы мне скажите, а я им передам…
Глухонемые? Мещеряк повторил старику слово в слово все то, что уже сказал братьям, и тот быстро–быстро задвигал пальцами обеих рук. И братья, поняв его, заулыбались, закивали…
Мещеряк надел шапку–ушанку. Вздохнул. Глухонемые акробаты еще могли узнать номера частей, в которых им приходилось выступать, но было сомнительно, что они еще и «расслышали» фамилии их командиров. А на карте, отобранной у Шредера, значились еще и фамилии. Выходит, ему здесь делать нечего.
— И давно они у вас?.. — спросил Мещеряк, пожимая руку старика.
— От рождения, — ответил старик.
Последнее не трудно было проверить. Мещеряк еще раз кивнул братьям и повернулся к двери.
Теперь оставалось еще наведаться к аккордеонисту Бабушкину.
Ивана Игнатьевича Бабушкина Мещеряк, однако, не застал.
— Загулял видно, — ответила Мещеряку соседка аккордеониста. — Вы его вряд ли дождетесь. Лучше зайдите утром.
— Но он завтра уезжает… — растерянно пробормотал Мещеряк.
— Ну, тогда вы его наверняка застанете, — женщина пожала рыхлыми плечами и захлопнула дверь.
Делать нечего, пришлось Мещеряку что называется не солоно хлебавши спуститься с пятого этажа. Было уже поздно, приближался комендантский час. Да и голод давал знать о себе.
— А как ваши успехи? — спросил Мещеряк, налегая на подогретые консервы.
Они снова сидели вчетвером на кухне генеральской квартиры. Было тепло и уютно.
— Малость погуляли, — ответил Нечаев.
Они с Игорем вышли из дому в одиннадцатом часу, свернули направо в Оружейный переулок, миновали баню (вот бы попариться с веничком!) и очутились на площади Маяковского. Было холодно, промозгло, и они решили спуститься в метро. Нечаев не предполагал, что там такая красотища. Мрамор, гранит… Станция «Маяковская» ему особенно понравилась. Высокая, легкая, со стальными сводами… И станция «Красные ворота» тоже хороша: красные и белые плиты под ногами, белые ниши в красных стенах… Кстати, почему она так называется? Наверх они не поднялись, а там, наверно, и стоят эти самые ворота…