— А вот и нет, — вмешался Игорек.
В огромном многокилометровом бомбоубежище, каким стало в последние тревожные месяцы московское метро, сложился, как заметил Нечаев, свой суровый быт. Кстати, в метро о пи переждали и воздушную тревогу, когда уже возвращались домой… На станции «Арбатская» Нечаев на какой–то служебной двери приметил табличку «Для рожениц». На станции «Курская» работает филиал публичной Исторической библиотеки. Разумеется, не днем, а когда прекращается движение поездов… А еще поразило Нечаева то, что на подземных станциях многое напоминало об их беспокойной ночной жизни. Они видели топчаны, сложенные штабелями, видели куцые детские матрасики и деревянные настилы, чтобы сойти с платформ в тоннели. Движение поездов прекращается в восемнадцать ноль–ноль, и станции принимают ночлежников. Из метро они с Игорем выбрались на площади Революции.
— А краски вы достали? — спросил Мещеряк.
— Ага, в Столешниковом, — к явному удовольствию Мещеряка, отметившего про себя, что мальчишка перестал глядеть волком, ответил Игорек. — В том самом магазине, о котором вы нам говорили…
— Вот видишь… — Мещеряк откинулся, запыхтел толстой цигаркой. — Все идет как надо.
— Стало быть, вы…
— Нет, — Мещеряк перебил Нечаева. — Не в том смысле.
— А мы знаете кого видели? — Лицо Игорька приняло загадочное выражение. — Не отгадаете…
— Первопечатника Ивана Федорова?..
— Вы про памятник? Не–ет… Самохина, вот кого. Нашего Самохина.
— Артиллериста, что ли?..
Слава наводчика Тимофея Самохина была громкой, его знала вся армия. Самохип был сибиряком, из тех таежных охотников, про которых говорят, что они запросто попадают белке в глаз. За три месяца, проведенных на фронте, зенитчик Тимофей Самохин сбил четыре немецких стервятника.
— Где же вы его встретили? — спросил Мещеряк, уверенный в том, что Самохин приехал в Москву за вторым орденом, которым его на днях наградили.
— Да в том самом магазине… — с досадой пояснил Игорек. И непонятливый же этот капитан–лейтенант!.. — Только мы не его встретили, мы его портрет увидели. Он выставлен. Портрет работы Виталия Галактионовича…
— Кубова, — подтвердил Нечаев.
Мещеряк почувствовал, как от его лица отхлынула кровь.
— Да не тарахтите вы так… Давайте по порядку, — взмолился он, — Рассказывай ты, Игорек…
— Пусть лучше он… — Игорек покосился на Нечаева. Уж не обиделся ли он? Тем более, что и рассказывать–то почти нечего. Ну, зашли в комиссионный. Ну, увидали портрет… И чего это капитан–лейтенант так кипятится?
Между тем волнение Мещеряка передалось уже и Нечаеву. Он приступил к рассказу, дав себе слово ничего не упустить… Незначительные подробности? Кто знает, быть может, они–то и заинтересуют Мещеряка больше всего.