— Чего уставился? — Он повернулся к Егоркину. — Запрягай…
По разлившемуся февральскому небу медленно двигались льдины облаков. Фонари на улицах горели тускло. Встречные машины вглядывались в темноту затемненными фарами. Их свет был синим, мертвым.
Мещеряк поторапливал Егоркина. Нечаев, сидевший сзади, никогда еще не видел его в таком возбужденном состоянии. Он, как и Мещеряк, приготовил оружие к бою.
Машина проскочила через каменный мост, промчала мимо кинотеатра «Ударник» и юркнула в темный переулок, застроенный деревянными домиками и бывшими купеческими особнячками. Резко осадив ее, Егоркин сказал:
— Вот он…
Потом, заглушив мотор, Егоркин схватил автомат и присоединился к Мещеряку и Нечаеву, которые бегом пересекли двор. Особнячок, в котором жил Кубов, был темен. Только из двух окон, закрытых ставнями, пробивался свет.
— Стань под окном, — сказал Мещеряк Нечаеву. — А мы с Егоркиным войдем.
Он позвонил один раз, второй, потом еще и еще… Никакого ответа. Тогда он осветил карманным фонариком английский замок. Ну, такой замок и булавкой открыть не трудно…
Дверь открылась с тихим скрипом, и Мещеряк затаил дыхание. Потом шагнул в темную переднюю. Пистолет он держал в руке.
Неужели ушел? Мещеряк слышал махорочное дыхание Егоркина. Какая из дверей ведет в мастерскую? Если бы знать…
— Эта… — прошелестел губами Егоркин.
Тогда Мещеряк рванул дверь. И на секунду зажмурился от яркого света. В мастерской горела хрустальная люстра. Художник Кубов, уронив руку, лежал в кресле. Он был мертв.