Мещеряк помимо желания вслушивался в хриплый срывающийся голос. Был он усталым, бесцветным. Девять месяцев в пути — не шутка! Но когда человек заговаривал о детях, о жене, его голос теплел, в нем появлялась тихая грусть.
То была обычная история. Она не отличалась от тысяч других. Мещеряк невольно проникся уважением к настойчивости и упорству этого неказистого на вид человека, бывшего пекаря, которого ничто не могло остановить. Без денег, без документов, почти не зная языка, колесил он по стране. Задерживали ли его раньше? Случалось… На что он жил? Кое–как перебивался, свет–то не без добрых людей. И потом — у него были кое–какие вещи. Часы, обручальное кольцо, серебряный портсигар… Почему он поднял сейчас левую руку? А обручальные кольца полагается носить на левой руке, разве в России иначе? Тогда прошу пана… Да, теперь у него почти уже ничего не осталось. Только то, что на нем… Да еще старый джемпер в мешке и костяная брошь, которую раньше носила его жена. Эту брошь он сберег. С нею он ни за что не расстанется. Она охраняет его…
Сказав это, он выложил все содержимое своего заплечного мешка: джемпер, старую рубашку, грязное полотенце, эмалированную кружку с носиком… Брошь жены он хранил в потертом бумажнике — боялся ее потерять. Вынув ее из бумажника, он издали показал ее пану коменданту и снова умолк.
То была камея: белая женская головка в тонком золотом овале.
— Где вы задержали этого гражданина? — спросил Нечаев у красноармейца, который стоял в дверях.
— На площади… Я его еще в зале заприметил, товарищ комендант. То к одному подойдет, то к другому… Странный тип.
— Странный?
— Ага… И говорить–то по–нашему почти не умеет. Вот я и подумал…
Красноармеец, как выяснилось, был родом из Забайкалья, из семейских. Ни немцев, ни тем более поляков ему не приходилось видеть. И не было ничего удивительного в том, что дядька показался ему подозрительным.
Нечаев снова повертел бумажку, которую не выпускал из рук.
— Ваша фамилия Ярошевич?
— Ярошевич. Сигизмунд Ярошевич…
— Сколько вам лет?
— Сорок один.
О чем еще спросить? Нечаев посмотрел на Мещеряка. Быть может, у того есть какие–нибудь вопросы?
— Нет, — сказал Мещеряк.
Какое ему дело до этого поляка, который разыскивает свою семью. Впрочем… Мещеряку не давали покоя его сапоги.
— Вы служили в армии?
— О, проше пана… — Ярошевич вскочил, прищелкнул каблуками. Разумеется, он служил в войске польском. В кавалерии. Его снова призвали, когда на них напали боши. Но через две недели все было кончено. И он снова вернулся домой. Когда пришли Советы…