— Вот слышишь, Тонь? Вас не дергали. Конечно, не случайно. Поверь, не из уважения к милиции.
— Жень, Олега уже нет! Может, он и имел с крутыми свои дела, но мне ничего не рассказывал. Если все так, как ты говоришь, выходит, урыли крутые. За что? Хрен знает! Возможно, за деньги иль засветил кого. Но мне надо на что-то жить. Я не хочу возвращаться в прошлое.
— Свою долю, думаю, ты получишь. Милиция не захочет участвовать в судебных разборках. И помимо всего, в суде должны будут всплыть кой-какие детали, о чем горотдел явно захочет умолчать.
— Об чем вы завелись, люди добрые? — очухался Юлькин сосед, валявшийся на полу. Он сидел, опустив плечи. Из его тусклых глаз лились невольные слезы. — Люди, милые мои человеки! Плюньте на все, берегите своих деток! Лучше и дороже их нет никого на свете! Вот мой Алеша погиб. И зачем теперь моя жизнь? Враз ненужной сделалась. С ним и меня убили. Я ль его не любил? Своими руками вырастил моего сокола. Пусть бы меня вместо него хоть живьем в могилу взяли, лишь бы не он… Я уже никогда не заимею сына, да еще такого, как Алеша! Для чего, зачем жил я? Одного взяли у меня, из моих рук, от самого сердца отняли кровину родную. Разве это правильно, чтобы отцы хоронили своих сыновей?
— Дядь Вася, ну успокойся, — подошла к человеку Юлька. Гладила голову, плечи. Тот смотрел в пол, поливал его слезами и все твердил:
— Как надоела мне эта жизнь! Господи! Забери меня к сыну поскорее! Бесконечно стану благодарить тебя.
Ощутил на плече Юлькину руку, увидел ее.
— Это ты? Спасибо тебе за доброе. Алеша тоже уважал вас. Да вот беда случилась. Слышишь, Юленька, все, что в жизни переживаем, — мелочи! Лишь бы жили дети! Все остальное можно заработать, купить или украсть, но даже родного сына у смерти не отнимешь.
— Всякая смерть — беда…
— Э, Юля, не скажи! Мне в жизни многих довелось провожать в последний путь. Деда, еще сам я пацаном был. Потом бабку, ее очень любил и болел нервами после смерти нашей Акулины Евсеевны. Потом отец, за ним мать, двое дядек, мой старший брат. Все своей смертью кончились. Никого не убивали. Хотя у отца и дядей характеры были крутые. И чуть что не по-ихнему, могли зашибить. Кулаком насмерть валили с ног сильного коня. Причем с одного удара. А вот нас с Алешкой одна пуля на двоих…
— У каждого своя беда! — заметила Антонина и почувствовала, что самой ей и впрямь стало легче.
Глава 4. Одна, как смерть
Антонина, возвращаясь домой, скорее ложилась спать. Она стала панически бояться одиночества и темноты. Баба подскакивала ночами от звука шагов, приближающихся к постели, то ей мерещились голоса, окликающие ее. И тогда она включала свет, долго ворочалась, а вскоре привыкла спать при включенном ночнике. Она боялась шагов на лестничной площадке, не раздвигала занавесок на окнах, женщине казалось, что кто-то невидимый следит за каждым шагом и держит ее на прицеле.