- Легче на душе стало, земляк? Вот видишь, как это делается. Теперь кутнуть можно и без твоей стипендии.
Рукой, в которой был лом, он крепко взялся за козырек Колиной фуражки и рванул его вниз. Коля весело содрал с головы нахлобученную фуражку и побежал вслед за Бережным.
...На станции - полдень и затишье. Нет нужного поезда. Коля Ерошенко мог бы расстегнуть пуговицы суконной рубашки, но не расстегивает - не привык. Отошел в тень - тянет запахом краски от неподвижных товарных вагонов, маслом - от черных пятен мазута, впитавшихся в песок, насыпанный рядом со шпалами. Слышны низкие свистки маневровых паровозов, временами хриплый голос диспетчера что-то озабоченно выговаривает над путаницей путей. Мимо торопятся люди в замасленных выцветших серых кителях, сверкают только серебряные пуговицы. На спокойного паренька никто не обращает внимания. Он сейчас ни с кем говорить не станет: надо все вспомнить, надо все вспомнить до конца. "Да, да... Ягнюков-то не отстал, он пришел на следующий день... "
После грабежа отсыпались до вечера. Не успели сесть за стол, щедрый и обильный, как ввалился Ягнюков. Ощерившись как ни в чем не бывало, нагло и развязно воскликнул:
- Ну как успехи? - и с циничным одобрением прибавил: - Впрочем, что спрашивать, вижу, что прилично поживились.
Бережной не был расположен сердиться, он щедрым приглашающим жестом поманил Ягнюкова, привстал, протянул руки над столом, посадил его. Потом обошел стол и сел рядом с отступником:
- Ладно, Циклоп, обиды не держу. - Виктор взял бутылку из добытых прошлой ночью. - На, опорожни-ка!
Ягнюков принял полный стакан, не останавливаясь выпил всю водку. Бережной довольно улыбнулся, добавил:
- Еще есть дело... Тихо, тихо, учти, Циклоп, - от хибары на этот раз подальше. В продуктовом за праздники много денег собралось. И харчи прихватим... Ну ты как? Или драпать кинешься?
- Принимаю. Только в промтоварный заглянуть не мешает. Он рядом, хоть денег там и не будет: в праздники не торгуют. И барахлишка порядочно приберем. Но... - озабоченно покрутил головой Ягнюков, довольный тем, что его слушают с настороженной заинтересованностью, - без машины нам не обойтись, на себе много не уволокешь.
- Мальчики, - сказала Ванда, - о машине не беспокойтесь. Надо только поехать в Целиноград.
Ванда кокетливо отстранилась от Бережного, который со словами "Толково, милашка!" бросился ее обнимать. Ягнюков надменно-двусмысленно улыбался.
- Коля, собирайся! - восторженно произнес Бережной, посмотрев на часы. - Надо торопиться.
Оставив спутников около глухого деревянного целиноградского забора, Ванда толкнула калитку: выжидала, пока на лай собак кто-нибудь выглянет из дома. Лай вскоре стих, Ванда вошла в дом, мужчины прислонились к забору, собаки озабоченно забрехали. Из калитки вышел крепкий низкорослый мужчина с легкой проседью в густых, неприглаженных черных волосах. На нем был помятый серый шерстяной костюм, белая сетчатая рубашка, на босых ногах - войлочные шлепанцы. С грубоватой, но приветливой усмешкой он сказал поджидавшим: "Нестеров". Те молча и поочередно пожали протянутую руку и потянулись вслед за хозяином в дом, не обращая внимания на гневное бешенство метавшегося пса.