Пока Германия расправлялась с Польшей, Ульятт продолжал ее «морально поддерживать». Конечно, ему было жалко несчастных поляков, которые в конном строю скакали на вражеские танки, но восхищался Ульятт не ими, а блестящим немецким блицкригом. Еще большее впечатление на него произвело молниеносное немецкое наступление на Францию и Бельгию в мае сорокового. Британские и французские военные немцам и в подметки не годились. Гитлер наступал, причем наступал быстро, триумфально, с минимальным кровопролитием. Можно было надеяться, что после пересечения Ла-Манша немецкие войска установят в Англии новый порядок. Бездарных политиков прогонят прочь, индустриальная жизнь страны возродится. В июне сорокового года Ульятт получил открытку. Она была опущена в Лиссабоне и подписана просто «Билл», но фабрикант сразу узнал знакомый почерк. В открытке было сказано: «Скоро увидимся».
Однако старым друзьям не суждено было встретиться. В Англии ходили слухи, что Вильгельм Боле был назначен по приказу фюрера гауляйтером Британии; он должен был возглавить оккупационные власти после захвата Англии немецкими войсками. Но Ла-Манш так и не был форсирован. Немецкие сухопутные войска вынуждены были дожидаться, пока в небе перестанут летать английские самолеты, а Королевские военно-воздушные силы упорно не желали сдаваться. Примерно в этот период, когда на Даунинг-стрит утвердился Черчилль, а немецкие самолеты стали бомбить густонаселенные районы лондонского Ист-Энда, политическое мировоззрение Ульятта понемногу стало меняться. Он понял, что поставил не на ту лошадь. Период прозрения продолжался до поздней осени, когда битва за Англию закончилась не в пользу немцев. Возможно, процесс выздоровления ускорился благодаря тому, что дальнейших посланий от Боле не поступало.
К Рождеству 1940 года Ульятт сам удивлялся, как он мог так ошибиться в национал-социализме; весной сорок первого года он вспоминал о былых заблуждениях с истинным отвращением. Так родился новый, патриотический Кейт Ульятт. К тому же выяснилось, что патриотизм приносит неплохие дивиденды. Наступили отличные времена, но воспоминания о переписке с герром Боле временами портили фабриканту настроение. Он ужасно боялся, что в один прекрасный день тайное станет явным. Конечно, Кейт Ульятт не единственный человек на Британских островах, восхищавшийся Гитлером, но как знать – не окажется ли он единственным, кого британские власти сочтут нужным примерно наказать.
И вот этот страшный день настал. Голос по телефону сказал, что в Германии существует какой-то ужасный список, в который включен Кейт Ульятт. Если список попадет к союзникам, Ульятту конец.