– Именно так и сказал?
– Да, вы правы, – извиняющимся тоном произнес Джексон. – Конечно, мне следовало включить магнитофон.
– Не важно, – сказал Колвин. – Просто не помешало бы, если бы у нас была запись его голоса.
– Я сожалею.
Колвин почесал подбородок:
– Что все это значит? С чего он решил вам угрожать?
– Понятия не имею.
– Вы действительно можете оказаться в каком-то списке, составленном в Берлине?
– Вряд ли. Разве что как директор компании, ведь мы производим радарные установки для противовоздушной обороны. Может быть, немцы хотят устроить на моих заводах диверсию?
– Или лично против вас.
– Меня они уже и так вывели из строя, мистер Колвин. – Джексон внезапно отодвинулся от стола, взял в руку стальную линейку и стукнул себя сначала по одной ноге, потом по другой. Раздался металлический звук.
– Итальянский фронт, – пояснил он.
Колвин смутился.
– Значит, о берлинском списке вам ничего не известно?
– Понятия не имею. Может быть, они составляют списки инвалидов войны, лишившихся обеих ног?
– Почему вы нам позвонили?
– Я решил, что нужно сообщить об этом звонке куда следует.
– Почему не в полицию?
Джексон на секунду прикрыл глаза.
– Ну, понимаете, у меня есть один знакомый в контрразведке...
– Его имя, сэр, – чисто автоматически встрепенулся Колвин.
– Да бросьте вы, знаете вы его имя. Ведь это он связал вас со мной. Мистер Тауэрс.
– Откуда вы его знаете?
– Моя компания производит засекреченную продукцию. Мне приходится иметь дело с сотрудниками службы безопасности.
– И у вас нет никаких догадок по поводу пресловутого списка?
– Мужчина больше ничего мне не сказал.
– А сами-то вы что думаете?
– Вообще-то у меня есть одна гипотеза, – осторожно сказал Джексон. – Возможно, я излишне подозрителен... – Он говорил тихим, мягким голосом, но Колвин заметил, что пальцы директора изо всей силы сжимают стальную линейку. – Эту компанию основал мой дядя, брат моего отца. Его тоже, как и меня, звали Стэнли Джексон.
– Где он теперь?
– Умер пятнадцать месяцев назад, – устало вздохнул Джексон.
– Он симпатизировал немцам?
– Можно сказать и так. Дядя учился в Берлинском университете. Еще в конце прошлого века. У него много немецких друзей, он поддерживал с ними отношения все эти годы. В тридцатые дядя буквально обожал Гитлера, но вообще-то он был человек порядочный. Предателями такие не становятся.
– Это ваше предположение?
– Я абсолютно в этом уверен. Но хорошо могу себе представить, почему дядю могли включить в какой-нибудь берлинский список.
Колвин задумался. Скорее всего гипотеза Джексона справедлива.
– Нет ли у вас здесь какого-нибудь помещения, где мы могли бы спокойно все обсудить?