– Я знаю, что говорю, я мать все-таки!
– Ты мать и, пожалуйста, помни об этом, когда метешь своим языком!
Что-то было в глазах дочери такое, отчего мать отступила на шаг. Арину всю трясло от негодования:
– Нельзя, ты меня слышишь? Нельзя желать такого никому! Это грех!
– Что ты знаешь о грехах?
– Достаточно, – огрызнулась девушка, скидывая на пол босоножки, – побольше, чем некоторые!
– Как ты со мной разговариваешь? Я тебе не подружка, – она замахнулась, чтобы ударить нерадивую дочь.
Арина резко оглянулась и посмотрела на мать таким взглядом, что у той онемела рука. От тупой боли та скривилась.
– Больно, – запричитала мать и сморщилась, облокотившись о стену.
Девушка молча посмотрела на нее, затем пошла на кухню. Боль в руке тут же отпустила. За спиной послышался сдавленный стон, когда Арина села на стул у окна.
– Мам, какие новости?
Словно ничего не произошло, девушка включила чайник и придвинула к себе вазочку с печеньем.
– Все хорошо, – послышался сдавленный шепот из коридора, – я тебе работу нашла.
– Ого, так быстро? И кем же? Опять уборщицей?
– Гувернанткой в доме у одного известного в определенных кругах писателя. Он мистические книжки пишет. Да ты наверняка его знаешь, он пишет про параллельные миры и прочую ерунду.
– Как зовут?
– Никита Антипин.
– Не слышала. Сколько лет ему?
– Около шестидесяти. При нем находится его помощница, Кларисса. Моложе его лет на десять. Женщина положительная, порядочная.
Скрипнула доска на полу. На кухню вошла мать. Не глядя на дочь, устало массируя руку, направилась к мойке.
– Странно, что они так быстро меня взяли. Наверняка были и другие кандидаты.
– Их устроили те рекомендации, которые написала Вера Ивановна. Что-то хотела же сделать, – бормотала под нос, – опять забыла.
– Мам, а платить сколько будут?
– Зарплата приличная, пятнадцать тысяч. На пять тысяч больше, чем у Веры.
Арина выбрала целое печенье из вазочки и надкусила. Оно оказалось сухое и немного с плесенью на вкус. Боже, когда закончится эта беспросветная нищета?
– Ладно, я согласна, когда приступать?
– Ты должна выйти завтра. Боюсь, как бы они кого другого не нашли.
– Ясно, – Арина отложила недоеденное печенье в сторону, – завтра – значит завтра. Чаю будешь?
– Нет, пойду постираю.
Мать подошла к столу, взяла недоеденное дочерью заплесневелое печенье, покрутила в руках и отправила в рот.
– Вкусно. Что есть-то не стала?
– Передумала, – ответила девушка, глядя на жующую мать.
Алла всегда была такой. Не чувствовала других людей, не понимала и не хотела понимать. Бабушка про нее рассказывала, как та в детстве часто ябедничала на других детей и придумывала истории, чтобы выглядеть правильной умницей. За это ее дети не любили и били, когда рядом не было взрослых. Но все было без толку.