Б. П. восхитился быстротой его действий — юбка Сандрины уже была поднята выше талии. Он ощутил радостную дрожь: когда пара поднялась по широким дворцовым ступеням, Сандрина сумела оставить дверь приоткрытой. Сквозь воркотню невыключенного мотора должен был донестись ее крик «Бабки!», если ей удастся вывести Ллойда через боковую дверь в розовый сад или увести в спальню — куда угодно на безопасное расстояние от медвежьей шкуры, в том случае, конечно, если Сандрине повезет ее увидеть. В ярком свете ртутного фонаря у них над головой Лон Мартен выглядел несколько обалделым. Потом Б. П. услышал звонкий крик «Бабки!» и вылез из машины, держа в руке коричную шкуру с голубыми глазами. Подойдя к лестнице, он обернулся и увидел, что Лон Мартен следует за ним как зомби. Б. П. схватил его, отнес обратно, закинул в машину и обмотал ему шею ремнем безопасности. Он должен сделать это сам.
Получилось все легче легкого, хотя поначалу его отвлекло великолепие дома, и он подумал, что в таком месте должен обитать царь мира. Он постарался бесшумно пробежать на цыпочках, но это не получилось; зато шкуру обнаружил быстро — как и следовало ожидать, на полу кабинета, увешанного сотнями фотографий и свидетельств хозяйского величия. Б. П. быстро сложил свою шкуру и засунул в черный мешок для мусора, предусмотрительно положенный в задний карман зеленых швейцарских брюк. Затем аккуратно разложил эрзац-шкуру и, окинув взглядом строй «Оскаров» на каминной полке, подумал, что они, возможно, из чистого золота. Был один опасный момент, когда он услышал женский голос с мексиканским акцентом: «Мистер Ллойд, это вы?» — но к тому времени Б. П. был уже в холле перед входной дверью, и тут же сам Ллойд громко простонал в саду: «Мама, мама, получилось». Б. П., сбегавший по ступенькам, на долю секунды замер. Он вспомнил, как однажды ночью в Мьюнисинге, энергично занимаясь с женой настоящего адвоката, он вдруг хлопнул себя по заду и закричал: «Скачи, ковбой!» — и она сердито дернула его за ухо.
Лон Мартен, сидя, спал мертвецким сном; Б. П. повалил его, лег сверху, потом спихнул его вниз, на пол перед пассажирским сиденьем. Услышав мелодичные «au revoir» Сандрины и Ллойда, он не решился на этот раз выглянуть. Его нервировал стук собственного сердца, и он боялся, что Лон Мартен опять завопит «ух!», как индейцы в кинофильмах. Он пошарил по его лицу и твердо наступил ему на рот. А через минуту Сандрина была уже в машине, мотор взревел, и он порывисто прижался лицом к ее коленям и от души поцеловал. Ее пальцы выбивали ритмичную дробь на его затылке, пока он поднимал ей юбку. Она запела короткую французскую песенку, и было что-то трогательное в том, что он не понимает слов.