Нижегородчина, село Рославка, берег Волги.
Июль 7153 (1645).
Крепкий широкоплечий мужик стоял у ворот чужого дома и не решался войти во двор. Одет он был, как и многие крестьяне того времени, в домотканую рубаху и порты. На ногах его были привычные глазу онучи и лапти, голову же украшала войлочная шапка. Он в нерешительности переминался с ноги на ногу, шептал что-то, поднимая лицо к небу, но сам открыть калитку так и не решался.
— Ладно тебе, Кузьма, входь! А то будешь тут ажно до Пасхи переминаться! — раздался зычный голос из-за ворот.
— Ты уж прости меня, Прохор, не со зла я тогда. Нечистый тогда попутал. — Мужик открыл калитку и вошёл во двор. — Доброго здоровья тебе, и жене твоей, и детишкам дай Бог здоровья.
— И тебе тоже всех благ.
Хозяин, тоже косая сажень в плечах, был одет побогаче, чем гость. В позе его и в голосе чувствовалась та уверенность, которой явно недоставало гостю.
То, что хозяин не пригласил гостя войти в дом, уже говорило о пренебрежительном отношении Прохора к собеседнику. Но, видимо, их взаимоотношения были таковы, что хозяин мог себе такое позволить.
— Как Марфа твоя, поправились? — спросил Прохор гостя.
— С Божьей помощью. Уже ходит, — перекрестился Кузьма. — А у тебя все ли здоровы? Хозяйство-то, смотрю, растёт потихоньку. — Опытный взгляд отметил вторую корову.
— Так я ж хмельного не пью. Вот у меня всё в добро и идёт, — усмехнулся Прохор.
Кузьма тяжело вздохнул:
— Ох, я теперь тоже не пью.
— Ой ли! А давно ли зарёкся? — ёрничал, посмеиваясь, собеседник. — Ты мне ещё в артели это говорил.
В ногах валялся, а потом что? Кто Федьку чуть бревном не зашиб? Нет, правильно я тебя выгнал, не будет от тебя толку. Коль голова пустая, руки твои золотые ей во вред только. А за прошлое ты сам себя наказал.
— Я теперь хмельного в рот не беру. Крест на том целовал. Нельзя мне, да и желанья нет уже.
Прохор понимал, что бывший его работник пришёл по делу, но ждал, пока тот сам заведёт разговор на эту тему. Пока шло традиционное переливание из пустого в порожнее.
— Ты же знаешь, я теперь при монастыре, а там отец Серафим всех в строгости держит. Дай ему Бог здоровья, кабы не он, меня бы уж в кандалы заковали.
Хозяин усмехнулся в широкую бороду:
— И почему такие руки такому дурню достались? Я тебе уже пять раз говорил, что подкупил он тогда приказных. Вот они драку и затеяли, а ты полез, на тебя же вину и спихнули. Так Серафим тебе платить должен, а теперь взял тебя на поруки, и работаешь у него задарма. Три пуда зерна дал, а пять в долг пишет. А то я Серафимку ентого не знаю!