«Тим, зачем же ты уехал? Зачем оставил меня одну?»
– Так случилось, что я небезупречна, – с удивлением услышала я свой голос. Росток силы в душе дернулся раз, дернулся два, дернулся три – и превратился в тонкое молодое дерево, которое ветер может лишь сгибать ненадолго, но никогда не сломает. Вчера что-то оборвалось, а что-то стало крепче. – Я сама должна решать, с кем мне общаться, а с кем нет. Это мое право, и я от него не откажусь.
Воцарилась тишина, затем на лице Эдиты Павловны появилась растерянность (не виданная мной ранее), затем ее щеки порозовели, подбородок дрогнул, и каждый квадратный сантиметр комнаты наполнился негодованием.
– Анастасия, образумься!
Так как добавить к сказанному мне было нечего, я стояла и молчала. То ли перерождение вступало в следующую фазу, то ли разговор оказался слишком острым, то ли омлету все же не нравилось в моем желудке, а только перед глазами поплыли сначала круги, затем стол с вазой, потом массивный стул, темно-коричневый шкаф, широкая кровать… Но падать в обморок я не собиралась (я попросту не умела этого делать), и, представив, как подгибаются ноги, а тело превращается в тонкий и длинный мешочек с сеном, из груди вылетает не то хрип, не то стон и пол плавно приближается, я сфокусировала взгляд на бабушке, вздернула подбородок и выдохнула. Слабость мгновенно ушла. Вот что значит правильный боевой настрой!
– Ты свободна, ступай, – совершенно спокойно произнесла Эдита Павловна, и морщины на ее лице разгладились. Подойдя к окну, она отодвинула штору, посмотрела на двор и, не оборачиваясь, прибавила: – Когда вернется Нина, скажи ей, чтобы позвонила Брилю. Пусть приедет сейчас. И никакие «Я занят, буду во второй половине дня» не принимаются.
– Хорошо, – ответила я и пулей вылетела из комнаты. Без сомнений, бабушка не приняла мою позицию, но кто же откажется от передышки? Я, во всяком случае, не собиралась этого делать.
Нина Филипповна вернулась с рынка минут через пятнадцать, я передала ей просьбу (прозвучавшую как приказ) и отправилась в библиотеку, где меня стали мучить угрызения совести. С одной стороны, бабушка вызвала врача потому, что день для нее выдался нервным, а с другой… Возможно, и я стала причиной его визита.
«Довела любимую бабушку, – едко проскрипела совесть. – Кхе, кхе…»
Ну, или таким образом на меня хотели хорошенько надавить, на всякий случай.
От Эдиты Павловы я могла ожидать чего угодно, поэтому тяжело вздохнула, взяла с полки первую попавшуюся книгу, села за овальный столик и подперла щеку кулаком.
– Тим, возвращайся… – прошептала я, надеясь, что слова преодолеют расстояние и долетят до адресата. Он услышит, почувствует и вернется!