Интересно, сколько нас будет? Тех, кто захочет — и сможет — завтра взлететь и отправиться вместе со мной? Ну а те, кто останутся?
Я не должна бояться, ведь Тот, кто изрек этот мир, помнил и обо мне, знал, что хочет посредством меня сказать. Поэтому я, словно героиня романа, которая, выглядывая из книги, расспрашивает автора: ну а со мной что будет? — именно с таким жадным любопытством я жду, когда же раскроется, какую судьбу уготовал мне Автор. Ну а что если Автора нет, а есть лишь неуправляемый нарратив наподобие кораблей-призраков или фантомных железнодорожных составов, маневрирующих вокруг станции Кочард?..
Рядом со мной что-то колыхнулось. Даже не видя ее очертаний, я знала, что это на ближнюю ветку села моя подруга Нуар.
— Тревожишься, Лимпопо… боишься завтрашнего дня, не так ли? — голосом совы спросила меня темнота.
— Как думаешь, все получится? — спросила я в ответ. — Ведь это последний шанс для нас.
— Я знаю, — сказала она.
— Утром за нами должны приехать и куда-то нас отвезти.
— В переработочный цех.
— Боже, только не это, — вздрогнула я. — Я не хочу такого конца… Как ты думаешь, что теперь будет? Что будет с нами?
— Я тебе завидую.
— Мне? Это почему?
— Ты счастливая, потому что тебе удалось снова обрести метафизическую опору. А это самое важное. Это даже важней, чем способность летать.
— А что это за мета-фи-фическая опора?
— Метафизическое равновесие — это ангел. Он дает нам уверенность в причастности к бытию… Он следует за твоей звездой и имеет ключи к вратам…
— …но послушай, Нуар, откуда известно…
— …и тот, кто укоренен в бытии, обладает и этой уверенностью. Если этого нет, то мы говорим об отсутствии в жизни метаф. опоры. Говорим, что не разглядели мерцающий где-то в подвальной каморке сердца слабенький огонек, который, бывает, так освещает все сердце, что оно светится, как фонарик, который качается на ветру в ночи.
Я представила себе темноту, в которую погружено почти все наше сердце.
— И тот, кто…
— Кто сопричастен бытию, тот, через эту свою сопричастность, познает и всю полноту бытия, как эти бедные князья-глухари, живущие здесь на лиственницах в виде привидений.
— Не знаю, что и сказать…
— Никто не знает сейчас, взлетишь ли ты на восходе солнца, чтобы через неделю носиться уже по саванне со своим суженым Максико. Я слышала, ты обещала ему сегодняшнюю ночь. Это правильно, — сказала сова, и я покраснела, чего в темноте, к счастью, было не видно.
— Не надо краснеть, Лимпопо, — продолжала моя подруга. — Все хорошо. А что касается завтра, то я полагаю, что душа твоя, которая невесть за какие былые грехи, возможно, была уже на краю погибели, теперь вновь свободна, а стало быть, сможет опять обрести незримые связи со всеми другими душами. «Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством», — так сказал один знаменитый английский поэт-метафизик, бывший также и звонарем, если не ошибаюсь…