Я сказал об этом Клавочке, она поморщилась:
— Слушай ты ее больше, ест, ест, а потом еще и в холодильнике роется, когда дома никого. Мама засекла. Так что лучше помолчи.
В тот день я сделал открытие: моя Клавочка жестока.
Помню, с какой радостью бабушка отдавала нам свои деньги: берите, пользуйтесь, «меблишка у вас худая...». А теперь же она сама страдает от своей доброты. Новая мебель вытеснила ее из спальни: теперь там обосновались теща и тесть. А бабушку, считается, облагодетельствовали — перевели «в самую большую, красивую залу: тут вам и телевизор, и радиола, и ковер!».
Бабушкин чемодан переместился из-под ее кровати, которую я вынес на свалку, в коридор за ящик с обувью, она ходит туда как в камеру хранения — одно возьмет, другое положит. Веселого мало...
Денег хватило, как и предполагала теща, на всю квартиру: купили две спальни — нам и родителям, столовый и кухонный гарнитуры. Я узнал, что пеналы существуют не только школьные, но и кухонные. Обогатился.
Квартиру загромоздили полированными шкафами, столами, диванами, креслами, и теперь хоть по воздуху летай: не дай бог до чего-то дотронуться или сесть на незачехленную мебель.
Бабушка теперь спит в гостиной на узкой красной кушетке. Постель ей готовит сама невестка, собственноручно, приговаривая каждый раз:
— Вы, мама, сроду в такой квартире не жили! Сроду на таких простынях не спали, послушайте, хрумтят как!
А бабушка стоит в это время посреди комнаты как неприкаянная.
И на день теща сама убирает эту постель, прячет в специальную тумбочку, а кушетку застилает импортным, с блестками покрывалом. Садиться на него разрешается только гостям, да и то не всем. Старушке отдохнуть днем негде. Можно было бы снять на время покрывало, но она боится к нему прикасаться, попробовала один раз и тут же услышала:
— Что ж вы скомкали вещь! Не на один ведь день куплено!
Не нравится мне все это, жалко старого человека, но я перед тещей как двоечник перед грозным учителем, который ни за что ни про что наказал моего друга, а я не смею вступиться: и мне достанется. Как такое чувство можно назвать? Трусостью? До чего же я дожил! Добровольно примеряю на себя позорный ярлык. Мне бы взорваться, высказаться хоть раз от души, а я лежу на полированной кровати, купленной на бабушкины деньги, с видом великомученика, надеясь, что когда-нибудь меня причислят к лику святых.
Клавочка выразительно кашлянула — это призыв. Но я не собираюсь на него откликаться. Надо же в конце концов проявить свой характер! А то ведь я размазня натуральная. Мне бы уснуть сейчас, завтра рано вставать, а я со своими мыслями — никак не могу успокоиться.