Но, судя по его словам, о любви следует забыть.
Любящие ведут себя по-другому. Брет прямо и цинично объяснил, что им движет месть. Может быть, он и желает ее, но его главная цель — стремление расквитаться с соперником.
Убедившись, что к ней вернулся дар речи, Мона сказала:
— Боюсь, ты напрасно теряешь время. Будь ты богат, как Крёз, это ничего не изменит. Я не лродаюсь.
— Хочешь убедить меня, что ты любишь Хаб-барда по-настоящему? — насмешливо спросил Брет.
— Нет, не хочу! — Мона быстро пошла к дому. Брет без труда догнал ее.
— Если бы ты любила его, вы бы уже давно поженились.
— Можешь думать все, что хочешь! — крикнула она.
— Любопытно, почему этого еще не случилось. Хаббард не привык откладывать дело в долгий ящик. Судя по его словам, он был от тебя без ума. И с нетерпением ждал свадьбы.
Мона испытала облегчение только тогда, когда подошла к боковому подъезду «Редстоу-на». Называть это здание домом она так и не научилась.
Она распахнула дверь, но Брет положил ладонь на ее руку и заставил остановиться.
— Попрощаться не хочешь?
Она наклонила голову и прошептала:
— Прощай. — Это жестокое слово застряло у нее в горле.
Брет взял ее за подбородок и заставил поднять лицо. Синие и зеленые глаза на мгновение встретились. Потом он наклонил темноволосую голову и поцеловал ее.
Мона не то вздохнула, не то всхлипнула. Окружающий мир перестал существовать. Реальным было только прикосновение его губ и рук. Все остальное значения не имело.
Когда Брет наконец отпустил ее, у Моны подкашивались ноги. Глаза были открыты, но ничего не видели. Ее шатало.
Брет взял ее за плечи и удержал.
Но счастье длилось недолго; мир снова обрушился на нее всей своей тяжестью.
Мона пробормотала что-то нечленораздельное и отвернулась.
Брег обнял ее за талию и провел в по-прежнему безлюдный вестибюль.
Подняв голову, которая казалась слишком тяжелой для ее хрупкой шеи, Мона хрипло спросила:
— Что ты делаешь?
— Веду тебя к лифту, — усмехнулся он.
— Не смей!
— Не говори глупостей, — подчеркнуто терпеливо ответил он. — Еще как смею.
— Пожалуйста! — взмолилась она. — Пожалуйста, уйди.
— Куда?
— Домой… Туда, где ты живешь.
— Именно здесь я и живу.
Решив, что она ослышалась, Мона остановилась и уставилась на него.
— Именно здесь я и живу. — Темно-синие глаза искрились.
— Ничего не понимаю, — захлопав глазами, сказала она.
Брет был само терпение.
— Вернувшись в Филадельфию, я переехал сюда.
— Переехал сюда? — слабым эхом повторила Мона.
— Ну что, дошло наконец?
— Тогда почему ты поцеловал меня на прощание?
— Я поцеловал тебя не на прощание, а просто так.