— Оставайтесь дома. Я буду звонить вам каждый день и сообщать, как идут дела.
Кейн лгал Лиз. Он никогда бы не стал звонить ей каждый день, но ей об этом необязательно знать. Она отрицательно тряхнула головой; темные пряди волос взметнулись у нее по плечам, и Кейн, вспомнив, как пламя свечи блестело на них, решил поскорее избавиться от этого наваждения. Он равнодушно пожал плечами и сдержанно заметил:
— Простите, но это самое большее, что я могу вам обещать. Вы не можете лететь со мной. — По голосу Мэдигена чувствовалось, что его терпение иссякает. Он продел пальцы под ремень и медленно, словно сдерживаясь, покачался на каблуках.
— Могу! — Кейн испепелял ее взглядом, но в нем уже чувствовалось растущее уважение к ее решительности, повисло тяжелое молчание.
— Итак, я не убедил вас оставаться здесь? Она крепко сжала губы:
— Нет!
Кейн покачал головой и неожиданно расхохотался. Его поразило упорство Лиз.
— А я-то пожалел вас, считая, что сестра вами помыкает! Она никогда не сможет сравниться с вами в напористости!
— Так вы разрешите мне ехать?
— Похоже, что в данной ситуации слово «разрешить» не имеет смысла. Если я не разрешу вам лететь, мне придется все время быть начеку, постоянно оглядываться через плечо и чувствовать, что кто-то дышит мне в спину. Я должен быть уверен, что вам ничего не грозит. Если вы не станете слишком мешать мне, может, я буду присматривать за вами. В каком-то смысле мне будет даже легче действовать, зная, где вы…
Лиз от радости крепко обняла его и прижалась к нему:
— Вы не пожалеете.
— Я уже жалею!
Ему хотелось освободиться от объятий Лиз. Когда они договорились о так называемом сотрудничестве, Кейн сразу же решил, что между ними не должно быть никаких контактов. Но сейчас события развивались самым невероятным образом: Кейн не снял ее рук со своей шеи; вместо этого он крепко обнял Лиз. До самого Судного дня Кейн не мог бы сказать, кому из них принадлежал первый поцелуй. Он ли поцеловал ее, или она прижалась к нему губами?! Кто знает! Ему оставалось считать, что ее поцелуй выражал благодарность, а его — раздражение! Кейн повторял себе, что он чувствовал только одно. Злость! И ничего больше. Злость на то, что Лиз загнала его в угол…
За долгие годы одиночества Мэдиген постарался окружить себя своего рода непробиваемой броней, отгородиться с ее помощью от внешнего мира. Лиз, с ее теплыми и жаждущими губами, с прекрасными влажными синими глазами смогла нарушить казавшийся ему незыблемым покой. Кейн не мог ожидать, что ее поцелуй может так подействовать на него… Ему нужно было самому диктовать условия, поставить на колени ее, однако он сам очутился на коленях. Так произошло… Его руки бережно ласкали ее нежные, хрупкие плечи. Боже, как он хотел ее в этот момент!