И вот весь тот день я сидела, смотрела на своих овечек и козочек и старалась убедить себя в том, что идти замуж не так уж и плохо; я представляла, как мы живем с Джамой — точь-в-точь, как мои мама и папа. Солнце склонилось к закату, и я пригнала стадо на нашу стоянку. Ко мне подбежала младшая сестренка и сообщила:
— К папе кто-то пришел. Кажется, они тебя дожидаются!
Сестренка волновалась: что это за интерес у гостя к Уорис, и не лишится ли она сама лакомого угощения? Я же задрожала, поняв, что отец осуществляет свой план так, словно я никогда и не возражала.
— Где они?
Сестра показала пальцем в одну сторону, а я развернулась и зашагала в противоположную.
— Уорис! Они же тебя ждут! — закричала сестра.
— Ой, помолчала бы ты! Уйди от меня!
Я отвела козочек в загон и принялась их доить. Но не успела я сделать и половины, как услышала отцовский голос. Он звал меня.
— Я слышу, папочка! Сейчас, уже иду.
Я со страхом поднялась на ноги, но было ясно, что нет смысла оттягивать неизбежное. Во мне еще теплилась слабая надежда на то, что вместе с отцом меня ждет Джама, и я представила себе его красивое гладкое лицо. С закрытыми глазами я подошла к ним. «Ну, пожалуйста, пусть это окажется Джама…» — пробормотала я и на подгибающихся ногах вошла внутрь. Джама оставался моей единственной возможностью избавиться от неприятной перспективы выйти замуж за совершенно чужого человека и навсегда расстаться с домом и семьей.
Наконец я открыла глаза и уставилась на багровое небо. Солнце будто плавилось, садясь за край неба, а прямо передо мной маячили тени двух мужчин.
— А, вот и ты, — сказал отец. — Поди сюда, милая моя. Познакомься с господином…
Больше я ничего не слышала: мой взгляд был прикован к человеку, который сидел, опираясь на посох. Судя по длинной седой бороде, ему было никак не меньше шестидесяти лет.
— Уорис! — Только теперь я сообразила, что отец обращается ко мне. — Поздоровайся с господином Галулом!
— Здравствуйте, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы от моего голоса веяло ледяным холодом.
Выказать гостю уважение я была обязана, но никто не мог заставить меня скакать при этом от радости. Тот старый дурень сидел, улыбаясь во весь рот и держась за посох, но не ответил ни слова. Должно быть, он просто не знал, что сказать, увидев перед собой девочку, на которой собрался жениться и которая смотрела на него с ужасом. Чтобы он не видел выражение моих глаз, я потупилась.
— Ну же, Уорис, миленькая, не будь такой робкой! — подбодрил меня отец.
Я взглянула на него, и он сообразил, что лучше отослать меня: не дай бог, отпугну выгодного мужа!